400 000 знаков с пробелами

–“Бегут, люди бегут, смотрите!”, – вскочила она со своего места, чтобы было лучше видно. За окном в сторону движения поезда бежало несколько человек с сумками. “Наверное сейчас будет остановка!”, – радостно сказала, помахала бегущим и вышла. Поезд действительно вскоре остановился. Я смотрел в окно. Она уже ходила по перрону среди толпы, суетилась вместе с ними, разговаривала с веселыми продавщицами пирожков. Послеобеденное солнце рисовало на перроне, покрытом снегом, неясные длинные голубые тени и я наблюдал, как ее тень, такая живая и импульсивная, словно смычок скрипки, прыгала на тонких струнах.

–“И что же вы думаете, мы будем стоять целый час!”, – раздался ее голос в дверном проеме купе. “Проходите, вот сюда”, – сказала она и провела мимо нашего купе женщину с маленьким ребенком. “Садитесь вот сюда”. Потом заглянув к нам она спросила: “Вы же не против, если мы подвезем их до следующей станции? Мест же полно. Их ни в какой другой вагон не пустят, у них билета нет”. И она скрылась в соседнем купе. Clay все так же сидел с прикрытыми глазами и дремал. И я решил оставить его одного, тихо прикрыв за собой дверь. Я думал пойти к себе, но она остановила меня словами: “Посидите с нами. И может быть еще чаю? вы знаете где берется чай?”, – спросила она, посмотрев на меня. Я не знал, но успокоил, что найду. Мать девочки шуршала в сумке, перекладывая кульки и пакеты. Девочка сидела тихо на краешке дивана, опустив глаза в пол и наматывала на палец тонкую веревочку, а потом разматывала ее. Ее губы видимо потрескались от мороза и она делала повторяющиеся, непроизвольные, короткие стереотипные движения, внешне схожие с облизыванием губ. Она была одета не по погоде в тонкую синюю стеганую куртку с капюшоном на голове и красный шарф. Я пошел в начало вагона в поисках чая и действительно, нашел чан с кипятком. Рядом стоял стеллаж со стеклянной дверью, в котором были небольшие подносы-сетки с ручками, влажные салфетки, стаканы в подстаканниках, сахар, и огромный ассортимент десертов в упаковках. Я взял пачку салфеток, налил несколько стаканов чая и начал набирать в поднос сладости: круассаны, печенье, конфеты, стараясь выбирать такие, на которых есть веселые мультяшные рожицы. На какое-то время я стал ребенком и пытался представить, что бы я выбрал, если бы был маленьким.

Добрые руки “преподавательницы” развязывали у девочки шарф, когда я пришел. Мать девочки сидела у окна и разгадывала кроссворд. Поставив поднос на стол, я вернулся за чаем и принес еще несколько стаканов, чтобы хватало всем сидящим в купе. Девочка уже была без куртки, но сидела так же тихо на краешке дивана у двери. “Садись поближе, вот сюда, – сказала учительница, похлопав по месту около себя, – тут будет удобнее”. Девочка подвинулась. “Это твой чай, -показала она на стакан, – потрогай рукой. Ты пьешь чай такой температуры?”. Девочка потрогала и утвердительно кивнула. Ее мать не обращала на нас внимания и была полностью поглощена отгадыванием кроссворда. “Вот тут выбирай всё что хочешь скушать”, – показала она на гору вкусностей пальцем с брелком, – “это всё тебе. Никто из нас это не ест”. Девочка отхлебнула чай и протянула руку к конфете. “Тебе это нельзя”, – сухо сказала мать и снова углубилась в свое занятие. Девочка сделала несколько глотков и сказала “спасибо”.

И вот поезд снова тронулся. За окном замелькали заснеженные сосны. “Куда вы едите?”, – спросила учительница у матери. Та опустила журнал, глотнула чая и ответила: “К батюшке хочу съездить, тут недалеко. Эх, непутёвая..”, – кивнула она в сторону девочки. Девочка опустила голову ниже, вся сжалась и стала интенсивнее облизывать губы. “Лечу её, лечу, и всё без толку. Уже и к бабке-шептальщице водила. Не помогло. Вся чешется.”

–“Злые люди сглазили”, продолжила она. “Даже достала с таким трудом для нее химическую помаду, которую только в СССР делали. Соседка сказала, намажешь, и всё пройдет. Тогда в качестве понимали, не то что сейчас. Не помогло, только хуже стало, все лицо опухло, а губы облезли… Осталось последнее средство. Знахарка сказала, нужно свежем гусиным говном мазать и все пройдет. Да где ж я зимой его найду? Так и эта, не буду говорит мазать, уперлась и все тут. Вот хочу в церковь с ней сходить..”

–“А хочешь на верхнюю полку залезть?”, – переключила свое внимание на девочку учительница. Та утвердительно кивнула и она помогла ей подняться.