– Между тем, вскрытие показало, что Елена Шаршавина умерла от отравления.
В то же время из справок, присланных уфимским полицмейстером и златоустинским исправником, выяснилось, что Бунаков был незаурядным преступником. Простой крестьянин, он, будучи волостным старшиной, сумел обманом купить у башкир пятьдесят две тысячи десятин земли совершенно без денег и удачно заложить ее за большую сумму. Затем, когда в губернии было введено земство, он, за неимением в уезде помещиков, был избран председателем земской управы, но в то же время успел попасться в ряде подлогов, в покушении на убийство, сидел в тюрьме полтора года и был приговорен на пятнадцать лет ссылки в Сибирь с лишением прав. По этому делу он и приехал хлопотать в Сенате об отмене приговора.
***
Бунакова судили и, несмотря на запирательство, обвинили в предумышленном убийстве. Мотивы этого преступления так и остались нераскрытыми.
На струнке благотворительности
Редко в Петербурге бывают хорошие майские дни, однако они все-таки бывают, и в такие дни благодушнее обычного настроен даже самый угрюмый петербуржец.
В один из таких дней сидел дома отец Иоанн II, известный всему Петербургу проповедник, славившийся оригинальностью и редкостью своих проповедей, что собирало к нему в церковь всегда массу народа.
Отец Иоанн часа два назад вернулся из церкви. Пообедав, он перешел в кабинет. Время от времени отрывался от чтения газет и благодушно смотрел в раскрытое окно на ярко блестевшую под лучами солнца красавицу Неву. В передней звякнул звонок.
«Кто бы это мог быть? – подумал про себя отец Иоанн, пока прислуга открывала дверь.– Знакомые… Так не время. Какая-либо треба… Эх! И отдохнуть не дадут».
В кабинете появилась прислуга.
– Батюшка, там человек какой-то вас спрашивает.
– Кто такой? Что ему нужно?
– Да так… Не разберешь, не то господин, не то простой… В черном сюртуке, в пальто летнем сером. Говорит, что личное дело есть. Поговорить желает, очень важное дело, мол… Нарочно для этого в Петербург приехал.
– Гм…– в раздумье произнес батюшка.– Ну, проси.
Прислуга вышла, и через минуту перед отцом Иоанном стоял среднего роста сухощавый человек с черными, бегающими во все стороны глазами, с черными усами и жиденькой черненькой же бородкой.
– Благословите, отец! – устремился он, сгибаясь и сложив корзиночкой обе руки, увидев священника.
– Бог благословит… Во имя Отца и Сына,– проговорил батюшка, осеняя пришедшего широким крестом.– Чем могу служить вам?
Посетитель поймал руку батюшки и подобострастно ее поцеловал.
– Я по важному делу, батюшка. По очень важному и секретному к вам делу. Дело такое есть, которое хочу вам, как на исповеди, рассказать… как на исповеди, батюшка! Только вам, лично, с глазу на глаз.
– Что ж, если такое важное дело, то рассказывайте. Но почему вы именно ко мне обратились, а не…
– И об этом сейчас скажу, ваше благословение, только, пожалуйста, с глазу на глаз,– проговорил, озираясь, сухощавый человечек.
– Да говорите, мы одни,– сказал батюшка.
– Нет уж, дверцу-то, дверцу-то позвольте припереть! – как-то тревожно проговорил незнакомец.
После того как дверь в кабинет была заперта, батюшка и неожиданный посетитель беседовали добрый час или даже два. Только о чем они говорили – неизвестно. Когда матушка, знавшая, что муж любит, чтобы ему спустя час-другой после обеда подавали стакан чаю с лимоном, подошла было к кабинету, то натолкнулась на запертую дверь. Она постучала. Дверь отворил сам батюшка. Он был, видимо, взволнован и даже вспотел.
– Прислать тебе чаю? – спросила матушка.
Батюшка замахал рукой.
– После, после, не мешай… Важное дело!
Он снова захлопнул дверь и заперся на замок. Наконец дверь отворилась, и таинственный посетитель на цыпочках проследовал из кабинета. Отец Иоанн сам проводил его до передней, и здесь между ними произошел прощальный разговор.
– Так значит, до двадцать девятого? – спросил уходящий.
– Да-да… До двадцать девятого! – подтвердил батюшка и захлопнул за гостем дверь.
***
Двадцать девятого мая пристав первого участка К-ой части явился ко мне вечером и сказал:
– Какая-то загадочная и интересная история.
– В чем дело?
– Да вот отец Иоанн II подал заявление в часть. Кто-то с ним ловкую шутку сыграл. Мы уже составили протокол, словом, все оформили. Теперь уж, видно, вам приниматься за розыски.
– А ну, покажите-ка заявление отца Иоанна. Пристав подал мне бумагу, и я прочитал: