– А что это? – быстро спросил я, протягивая ему найденную Юдзелевичем рубаху, на подоле которой были заметны следы крови.
– Это-с? Рубаха моя,– невозмутимо ответил он.
– Твоя? Отлично! Ну а кровь-то почему у нее на подоле?
– Я палец днем порезал. Топором дверь в дворницкой поправлял, им и хватил по пальцу. Кровь с пальца об рубаху вытер, а потом рубаху скинул, чистую одел.
– Покажи руку.
Он протянул мне свою заскорузлую, мозолистую руку. На указательном пальце левой руки действительно виднелся глубокий порез. Я впился в него глазами. Не даст ли хоть он ключ к разгадке? Увы, нет. Если бы орудием убийства был топор, нож, даже острая стамеска, порез этот был бы подозрителен. Но семья майора и горничная убиты утюгом, о который нельзя обрезаться. Это и не следы укуса, возможного со стороны какой-либо из жертв. К таким никчемным результатам привел меня допрос трех арестованных лиц.
***
Прошел день, два, три. Прошла неделя. За все это время следствие не продвинулось ни на шаг. Я терял голову. Подозреваемые в убийстве Анфиса, ее сын и дворник Остапов содержались в одиночных камерах дома предварительного заключения. Я допрашивал их поодиночке и вместе чуть ли не ежедневно, я устраивал им очные ставки – все напрасно! Ни малейших расхождений в их показаниях не было.
Прошло около года. Шутка сказать: целый год со дня кровавой трагедии в Гусевом переулке! Дом Степанова так и не был продан, на нем по-прежнему красовалась вывеска «Сие место продается», но он стоял необитаемый, тоскливый и мрачный. Квартира несчастного майора, в которой разыгралась леденящая душу трагедия, глядела своими потемневшими, запыленными окнами на пустынный двор. Кровь, пролитая в этом доме, казалось, наложила на него неизгладимо-страшную печать. Ночью обитатели этого района избегали проходить по Гусеву переулку. Суеверный страх гнал их оттуда.
Анфиса, Агафоша и дворник Остапов были преданы суду. Суд, однако, в силу слишком шатких улик признал их невиновными, и все они были освобождены. Убийца или убийцы, таким образом, гуляли на свободе.
Это дело не давало мне покоя. Я поклялся, что разыщу их во что бы то ни стало. Прошел, как я уже сказал, год. И вот вскоре произошло одно весьма важное событие, наведшее меня на след таинственного злодея.
Однажды юркий Юдзелевич вбежал ко мне, сильно взволнованный, и прерывистым голосом прокричал:
– Нашел! Почти нашел!
– Кого? О чем, о ком ты? – спросил я раздраженно.
– Убийцу… В Гусевом переулке!
– Ты рехнулся или всерьез говоришь?
– Как нельзя серьезнее.
Торопливо, давясь словами, он рассказал мне следующее. Утром он находился в одном из грязных трактиров, выслеживая кого-то. Неподалеку от его стола уселась компания парней, один из которых начал рассказывать о необыкновенном счастье, которое привалило его односельчанке, крестьянке – солдатке Новгородской губернии Дарье Соколовой:
"Слышь, братцы, год тому назад вернулась из Питера к нам в деревню эта самая Дарья. Спервоначала служила она горничной у какого-то майора, а потом, родив от своего мужа-солдата ребенка, пошла в мамки к полковнику. Отошедши, значит, от него, когда ребеночка евойного выкормила, и припожаловала к нам в деревню. Дарья привезла много добра. Только сначала все хоронила его, не показывала. А тут с месяц назад смотрим, у мужа ее часы золотые появились. Слышь, братец, золотые! Стали мы его проэдравлять, а он смеется и говорит: «Полковник ее за выкормку сына важно наградил!»
– Ну-ну, что дальше? – быстро спросил я Юдзелевича.
– А дальше я подсел к сей компании, спросил полдюжины пива, стал угощать их и выспросил у парня все об этой Дарье, кто она, где живет теперь и так далее… Тот все мне, как на ладошке, выложил. Вот-с, не угодно ли, я все записал.
– Ну, на этот раз ты и впрямь молодец,– радостно сказал я ему.– Теперь вот что. Ты и Козлов отправляйтесь немедленно туда, в деревню Халынью Новгородской губернии. Арестуйте эту красавицу Дашеньку и еще кого, если нужно, и доставьте сюда!
***
Приехав поздно ночью в деревню, они переночевали на местном постоялом дворе, а утром, чуть свет, бросились к становому приставу, представились ему, рассказали, в чем дело, и попросили его, чтобы урядник, сотский и десятский были на всякий случай наготове. Затем они вернулись обратно в Халынью и направились к дому, где жила Дарья Соколова.
И урядник, и сотский сказали, что мужа ее нет, он в Новгороде, в казармах.
Агентов встретила сама Дарья, красивая, молодая женщина с холодным бесстрастным лицом, полная, рослая, сильная. Юдзелевич любезно поклонился деревенской красавице. Та улыбнулась, показав белые, ровные зубы.
– Позвольте, красавица, в гости зайти? – начал он.
– А чего вам надобно от меня? – не без кокетства спросила она.
– Поклон мы вам из Питера привезли.
– Поклон? Скажи пожалуйста, от кого это?
Юдзелевич свистнул. Из-за соседних изб появились сотский, десятский и урядник.
– От кого? От майора Ашморенкова с женой и сыном… И от горничной их, Паши! – быстро сказал агент.