В то же время один из номерных сделал интересное для меня заявление. Когда Бунаков жил на Невском, к нему заходил в гости молодой человек, которого Бунаков звал Филиппом и которого номерной описал довольно подробно. Розыск его для дела был необходим. Через него, вероятно, можно было бы напасть на след убийцы. Я распорядился отыскать его, но неожиданно он явился ко мне сам. Седьмого сентября утром мне доложили, что меня настоятельно добивается видеть какой-то молодой человек по фамилии Петров.
Я приказал принять его. В кабинет вошел блондин симпатичной наружности.
— Что вам угодно? — спросил я, приглашая сесть.
— Я, собственно, к вам по делу Бунакова, — застенчиво ответил он.
Я насторожился.
— У вас есть какие-нибудь сведения о нем?
— Да-с. Я, собственно, вероятно, тот самый молодой человек, который посещал Бунакова и которого вы ищете. Я думаю так потому, что, кроме меня, он никого не знает в Петербурге.
— Что же вы можете рассказать? Кто вы?
— Я — мещанин города Бирска Уфимской губернии Филипп Петров, — он подал мне свой паспорт. — Приехал сюда искать места, потому там какое же житье. А этого Бунакова я знаю с малых лет…
И он рассказал мне все, что знал о Бунакове.
Оказалось, что Бунаков — очень состоятельный человек и имеет в Златоустовском уезде до пятидесяти тысяч десятин, купленных у башкир, из-за которых теперь судится и дошел до Сената. Женат Бунаков на некоей Елене Максимовне и живет в городе Уфе в доме Шаршавина, снимая у него половину дома.
Семья Шаршавиных состоит из двух сестер — Елены Ивановны и Веры Ивановны. Вера Ивановна замужем за капитаном пароходов и сама торгует оренбургскими платками, а Елена Ивановна никакими делами не занималась, была девицей и жила с Бунаковым уже девять лет, сперва потихоньку, а потом почти открыто. Жена Бунакова узнала про его измену, но дело окончилось для нее только побоями.
Дальше Петров рассказал, что, по словам Бунакова, Елена Шаршавина весной родила, и он видел их обоих, а потом они уехали.
— Но вот вчера, не то в пять, не то в шесть часов, вдруг отворяется дверь, и входит сам Бунаков, — рассказывал дальше Петров, волнуясь.
— Я уже все о деле по газетам знал. Бунаков пришел бледный такой, криво усмехнулся и говорит: «Дай чаю, если время есть!» Я принес чаю, и мы стали пить. Пили, пили, и вдруг я говорю Бунакову: «Что это вы наделали такого?» Он даже стакан отставил, затрясся, а потом и говорит: «Я?.. Ничего… Она сама отравилась, а я испугался». «С кем же это вы труп увезли?» — «А не знаю, попался на улице какой-то рабочий, штукатур, кажись. Я его и зазвал»."Как же вы все это сделали?"
Он помолчал, а потом встал и заторопился. «Мне сейчас некогда, — сказал он почти шепотом, так что меня даже мороз по коже продрал, — а приходите завтра в двенадцать часов на Троицкий мост или вечером в Третье Парголово. Я вас на вокзале ждать буду. Там все и расскажу, а здесь еще услышать могут». Кивнул мне и ушел. Я сразу-то и не опомнился. А потом думаю: «Был у меня такой человек, а я молчал — еще в ответе буду!» И сейчас за ним, а он ушел черным ходом. Прислуги, как на грех, не было. Я и подумал — лучше приду да все скажу, тем более что меня ищут. а его тогда можно либо на мосту, либо в Парголове взять… Вот и пришел!
— И отлично сделали, — ответил я. — Так уж доведите дело до конца. Я дам вам двух чиновников. Вы с ними пойдете сперва на мост и, если его там не найдете, поедете в Парголово и там укажете чиновникам на Бунакова.
Я позвонил, велел позвать двух агентов, Шереметьева и Тяпкина, и поручил им Петрова.
Они ушли. Я уже знал, что теперь дело практически раскрыто, и убийца в наших руках.
На мосту они никого не нашли и вечером поехали по Финляндской дороге.
Часов в двенадцать ночи меня позвали наверх. Я поднялся и увидел Бунакова. Это был человек невысокого роста, плотный, с равнодушным лицом и холодными голубыми глазами. Он сидел между агентами в непринужденной позе. Я хотел сначала получить сведения от агентов и потому позвал Шереметьева. Тот рассказал мне, что на станции Третье Парголово они увидели Бунакова — на него показал Петров. Они арестовали его и произвели обыск, а затем составили акт о задержании.
Я распорядился, чтобы завтра утром в его комнате произвели обыск — оказалось, что он снял комнату в Третьем Парголове — и приказал ввести Бунакова.
Он вошел, издали поклонился и остановился. Я подозвал его подойти поближе. Свет лампы падал Бунакову на лицо.
— Ну, расскажите, как вы все это сделали? — спросил я его.
— Ничего я не делал, — ответил он, — и ничего не знаю.
— Для чего же вы с Лиговки очутились в Парголове?
— Рассорился и уехал, ее там оставил.
— Отлично!
Я позвонил и молча подал рассыльному бумажку, на которой написал требование привести извозчика и маляра. Несмотря на поздний час, я решил довести дело до конца и послал за ними.
Прошло более получаса в совершенном молчании. Наконец явился рассыльный. Я знаком приказал ввести извозчика и маляра. Бунаков увидел их и побледнел.
— Он?
— Он самый! — ответили они в один голос.