4 суперэффективные диеты

Конечно, при таком легкомысленном обращении с мурзиками в полтонны весом, с полуметровыми клыками никакой хомо не выжил бы. И давать такому оболтусу определение «разумный» было бы совершенно не за что. Притом: механизм стресса – такой же «подарок» природы, как и антигены, обуславливающие вашу группу крови и помогающие приспособиться к новым условиям существования. Стресс – натуральная «скорая помощь», наше «третье плечо», рассчитанное на пиковые моменты жизни. Адаптация – другой механизм выживания — дело постепенное, кропотливое, с тысяче–или даже миллионолетними сроками. А стресс дает любому организму возможность в мгновение ока мобилизоваться, собрать всю имеющуюся в наличии энергию, потратить ее на безотлагательные нужды и… не попасть по естественному отбору в списки «безвременно ушедших». Просто приходится признать: биологическая программа, рассчитанная «по всем правилам» миллионолетней давности, в наши дни практически растеряла свои полезные качества.

Стресс – нагрузка, включающая экстренные системы. При «зашкаливании» нагрузок организм становится сам для себя наихудшим врагом: стрессовые ситуации требуют огромных затрат энергии, притом что никакие «ограничители» не срабатывают – действительно, какая может быть экономия, когда речь идет о выживании? Непомерные расходы вызывают истощение ресурсов, возникают системные расстройства и заболевания, которые продолжают развиваться и тогда, когда стресс прошел, и «инцидент исчерпан». Наш организм так щедро «раскошеливается» потому, что для наших пещерных прародителей стресс был интенсивным, но периодическим явлением.

Жизнь, в которой постоянно присутствовали три проблемы — поиск пищи, охрана своей территории и возможность нападения хищных зверей или соседних племен — не была, разумеется, воплощением комфорта. Зато в ней не было нагромождения факторов стресса. Первобытный человек не был настолько чувствителен, чтобы бессонными ночами вспоминать, как недобро смотрел убиваемый мамонт, как неприятно скрипело на зубах жесткое мясо, как сломалось недавно изготовленное зубило, как сынок–балбес испачкал стены отличной пещеры дурацкими каракулями – бизонов, видишь ли, изображал, паршивец! А человек третьего тысячелетия может ночами не спать и аппетит потерять по причине своей мнительности: тоскливые мысли, точно бесконечная черная нить, возникают откуда–то из воздуха и наматываются в гигантский клубок. Пока переберешь все обиды – не любит начальство, дерзит подросшее чадо, не понимают друзья – глядь, ночь–то и прошла! Сил нет, и никуда идти не хочется, все кругом сволочи, да и сам я не лучше. Готово дело – депрессия подкралась незаметно! Почему же мы все такие хлипкие?

Во–первых, не все. И в наше время есть очень толстокожие личности. Но в целом род человеческий за сотню тысяч лет стал куда более восприимчивым – а значит, более возбудимым и нервным. Это связано с развитием мозга, с увеличением объема памяти, с растущими творческими способностями. Мы гораздо лучше, чем наши предки, умеем прогнозировать и анализировать разные случаи из нашего и чужого опыта. Как всякий талант, это умение имеет и оборотную сторону.

Богатое воображение играет нехорошие шутки со своими хозяевами: например, мы полжизни мечтаем о счастье, которое придет сразу после достижения намеченной цели и «покорения вершин». Например, кому–то искренне хочется праздника, веселья, внимания и всенародной любви. Можно сказать, есть целая возрастная категория, для которой описанный «набор» — самая вожделенная цель. О том, чтобы всегда находится в центре внимания, о празднике, «который всегда с тобой», охотно грезят подростки. Некоторые даже становятся на «дорогу, ведущую к звездам» и тут обнаруживают, что необходима не столько живость, обаяние и веселость нрава, сколько выносливость, способность «держать удар» и «жить напоказ». А долгожданные звездные тусовки превращаются в тяжелую работу и приходится, сохраняя видимость праздничного настроения, налаживать контакты с нужными людьми, осаживать недоброжелателей, улыбаться журналистам, выглядеть безупречно и держать себя в руках.