3ba4494785f2eaa41eef235f85090948

обороны? За такими подписями наградные листы долго едут и

по дороге теряются, то есть выкидываются замполитами всех

уровней, от бригадного, через Оперативное Командование и

выше, в том же Гэ-Ша. Ну ладно — серьезные боевые награды,

«За мужество» там или «Богдан», те верховный главнокоман-дующий подписывает, который по совместительству еще и пре-зидентом Украины работает… но эти мелкие «відомчі відзна-ки» — чего так сложно-то? И почему — непременно к

праздникам?

А вторая — это «грамоты». Ну ладно, в армии мирного

времени одним из видов «заохочень» была «фотография со

знаменем части», лютый идиотизм, и, может, это как-то и

действовало на неокрепшие умы призывников… но сейчас

и здесь… война же. Мобилизация как-никак, и тут — листик бумаги с красивым вензелем «за сумлінне виконання…»

От всего этого дыхнуло таким матерым, прогорклым советским духом, что у меня аж голова закружилась. Неневижу.

Не-на-ви-жу. Слава Богу, я все-таки замкомроты «по особенно зайобистым питанням, которыми командиру заниматься

лень», («секретарша», по остроумному выражению Сереги

Президента), а по факту — какой-то деловод чи шо. Хорошо, что именно я должен составлять всю эту бумажную ахинею, в том числе и по грамотам, а значит — никогда не впишу туда

себя, и унизительная чаша получения картонки с моей фами-лией меня минует. Хоть это радует.

140

Мартин БРЕСТ • ПЕхоТа-3: ТЕРРиконы

Я зря радовался. Ровно через семь месяцев Танцор, втайне

от меня, таки впишет мою фамилию в очередной наградной

список, в надежде на какую-то завалящую медальку. Вручат

мне, само собой, грамоту, ну хоть за подписью нашего комбата СанСаныча, что само по себе неплохо, а не какого-то «місь-кого голови» чи «очільника цивільно-військової адміністра-ції». И хотя комбата я крепко уважал, но обиду на Васю я

затаю надолго.

Декабрь пятнадцатого был странным — и по погоде, и по

событиями моего маленького мира «зоны АТО». В нашем секторе, то есть от Докучаевска на севере до Широкино на юге, была какая-то не очень понятная вялая война, которую в основном можно было определить фразой «нас херачат — мы

смеемся». Сепары, после осеннего затишья, снова начинали

сыпать тонны металла на наши позиции, снова постоянно

обстреливалось Гранитное, а на севере от нас, уже в секторе Б, вовсю воевали Авдеевка и Марьинка. Сильные морозы несколько дней назад слегка притушили фонтан, но уже сегодня

мы слышали раскаты со стороны Донецка, и, клянусь чем

угодно, мы все надеялись, что это наша арта валит по позициям противника… хотя чаще было наоборот.

Украинская арта днем почти не стреляла. Наша исключительно мирная позиция в этой войне была призвана, вероятно, продемонстрировать глубоко обеспокоенному цивилизован-ному миру, что украинская сторона на сто процентов придер-живается Минских договоренностей кого-то с кем-то (никто

из нас в этом не разбирался). К сожалению, мы видели только

то, что наших «ровняют» почти каждый день, потери Збройних Сил к концу декабря достигнут несколько десятков «двух-сотыми» и около сотни «трехсотыми», а наша ответка была

редкой… слишком редкой для того, чтобы вообще выглядеть, как «ответка». По замыслу высоких штабов мы изо всех сил

должны были изображать агнцев, но мы не были агнцами, как

не были и демонами, просто нам, одиннадцати тысячам людей, державших четыреста двадцать километров линии фронта, как-то забыли сказать, почему в ответ на полсотни «чемода-

Глава 2. ТЕРРИКОНЫ

141

нов» из сепарских Д-30 наши выкидывали пяток своих и на

этом все затихало.

Работа с особовым складом, проваленная еще, кажется, в

наполеоновской армии, так и не появилась в новой украинской, и мне, айтишнику и младшему сержанту, приходилось

периодически объяснять парням, почему все так по-дурацки.

Хотя и мои запасы оптимизма уже заканчивались… потому

что уже сейчас я был уверен, что если из Докуча по нам ввалит

минометка, то в ответ не будет ни хрена, и единственное, что

мы услышим в рации — это «людей в укриття, посилити пиль-ність та доповідати по обстановкє». При этом сами пацаны-ар-тиллеристы скрипели зубами и матерились — так им хотелось

ввалить по сепарам. Но приказ! Точнее — его отсутствие.

Я не сказал бы, что эта позиция командования нашей армии, которую нам, тем самым людям, которые и реализуют

все, что напридумывают высокие штабы, мне не нравилась.

Словами «не нравилась» ничего не описать, я просто не понимал, что мы делаем и к чему эти наши действия должны

привести, а мне было тридцать пять, я привык разбираться в

том, что происходит вокруг, да и, честно говоря, сколько бы

я ни прикалывался по поводу моей военной посады «діловод

другої роти сорок першого окремого мотопіхотного», фактически я был заместителем командира, и на мне тоже лежала

ответственность за жизнь и здоровье людей. Не такая, как на

Танцоре, конечно, но свою я тоже ооочень хорошо ощущал.

Наша концепция «на арту должна отвечать арта, а если не

отвечает, то сидим ровно и крепимся» меня в корне не устраи-вала, и поэтому идеология Стелса «пойдем и что-нибудь