361

Я не говорю о том, честные они или нет, речь идет о том, как к ним относятся окружающие. Их считают чужими, понимаешь? С их детьми то же самое — они, так сказать, серединка на половинку — домашнее воспитание, обычаи старой страны.

Но в то же время на них здорово влияют школа и улица. Понимаешь? Пятьдесят на пятьдесят. А вот третье поколение вырастает настоящими американцами.

Третье поколение может стать респектабельным. Понимаешь, к чему я веду?

— Мне кажется, респектабельность — это не совсем подходящее слово.

— Да черт с ним, — нетерпеливо откликнулся он. — Главное, ты понял, что я имел в виду. Для этого нужно три поколения. И в третьем практически не бывает преступников. Я говорю об организованной преступности. Но в первом и втором они есть почти всегда. Потому что хоть каждому и хочется быть респектабельным, но многие рассуждают так: «Ладно, раз я не могу стать респектабельным, значит, не могу. Но мне все равно хочется зашибить побольше бабок. У разных типов, про которых пишут в „Сэтэдей ивнинг пост“ денег куры не клюют, и они никого не подпустят к кормушке. А мой свояк перегоняет грузовики с контрабандной выпивкой из Канады и неплохо зарабатывает, а иногда и премиальные бывают, ну и какого черта? Все равно мне не стать респектабельным». Понимаешь?

— Да, — кивнул я. — Я понимаю, к чему вы клоните. Первое и второе поколения — еще не американцы. И у них сильно развито чувство семьи.

— Точно! И тут, мой мальчик, на сцене появляешься ты. — Он склонился над столом. — Говорю тебе, семья для этих людей — все. Если ты убил человека, то его брат убьет тебя. Или его сын — совсем как ты охотишься за теми, кто убил Уилла Келли. А бывает и по-другому — дело улаживается мирным путем, если один из членов банды убил другого. Тогда убийца или тот, кто заказал убийство, выплачивает вдове что-то вроде пенсии. Ну, ты, наверное, знаешь — посылает ей несколько долларов в неделю, помогает платить за продукты или ботинки детям. Понимаешь, да? В Чикаго в конце тридцатых такое пособие получали около сорока вдов.

— Вы сказали, что я имею к этому какое-то отношение.

— Верно, черт возьми, — рассмеялся Кэпп. — Знаешь, не привык я так долго болтать. Это вызывает жажду. И уж совсем не привык к «королям и лордам», или как его там?

— "Палата лордов".

— Да-да. Я уже чувствую, как мне дало по мозгам, а ведь это всего лишь третья порция?

— Да.

— А давай-ка по четвертой, а?

Мы снова заказали, и он сказал:

— Да, двадцатые годы... славное было времечко. Мы организовались быстрее, чем легавые, вот что главное. Мы постоянно опережали их на один шаг. Пока нас не начали шерстить насчет подоходного налога, и, скажу тебе, это было самое настоящее свинство. Жульничество чистой воды. Вот уж кого я не уважаю, так это федеральное правительство — если уж нельзя прихватить человека законным путем, то нельзя, и нечего тут хитрить. К тому же, кто в этой поганой стране когда-нибудь по-честному заполнял декларацию о доходах?

По крайней мере до той поры. — Он покачал головой. — Нет, у меня к этим гадам ни капли уважения, потому что они сами же и нарушают законы. Так или иначе, но мы сколотили организацию и целых тринадцать лет дела шли отлично.

А потом сухой закон отменили, и нам пришлось круто, надо было перестраиваться. Когда Солк[5] создал свою вакцину, все эти калеки-попрошайки жутко переполошились — как же, ведь теперь никто не поверит в их байки про перенесенный в детстве полиомиелит — и принялись быстренько придумывать себе другие болезни. То же самое было и у нас. Представь, выпивка снова разрешена и больше никаких прибылей не приносит. Тогда мы переключились на другие вещи — ведь есть еще и наркотики, и игорный бизнес, и шлюхи... Но лучше всего заниматься азартными играми, это самое безопасное. Два других направления наркотики и проституция — куда хуже, потому что люди, с которыми приходится иметь дело, ненадежны по своей природе. Понимаешь?

Я кивнул, и он, приложившись к бокалу, продолжал:

— Конечно, есть еще и профсоюзы. Тогда там всем заправлял Лепке — всем, начиная от штрейкбрехеров и кончая торговыми ассоциациями и профсоюзными боссами. Но в сорок четвертом его прихлопнул Дэйви. Через четыре года после того, как меня посадили. Честно говоря, я всегда думал, что Лепке его переиграет. Он ведь задал Анастасии больше работы, чем ты себе можешь представить. Списки из пятнадцати, а то и двадцати имен за один раз. Но вскоре события приняли такой оборот, что он только и занимался тем, что подсовывал Анастасии списки людей, которых должна была убрать его группа.

Видишь ли, профсоюзы — дело тонкое. Странно, но это единственная область нелегального бизнеса, где все опирается на закон: в них нет ничего незаконного, в отличие от азартных игр и проституции. Здесь нельзя действовать нахрапом. Единственная область, где надо выглядеть законопослушным гражданином и решать все проблемы без стрельбы и кулаков хотя бы потому, что ты там работаешь.

— Но какое отношение все это имеет ко мне?

Кэпп засмеялся, мотая головой.