себя в мирной жизни. Собрав кучку единомышленников, отправился
воевать за сербов в Югославию. В 1995 году шесть дней писал
прощальное письмо, а затем вышел в подъезд своего дома и
застрелился из охотничьего ружья. Говорят, не выдержал развала своей
страны, крушения идеалов. А может, души погибших солдат не давали
ему покоя?
Могила Григория Быкова
Григорий Васильевич старался быть отважным офицером – это у него
получалось, старался быть справедливым – это, наверное, не всегда.
Презирал смерть, но с такой же лёгкостью распоряжался и чужими
жизнями. Одни восхищаются этим человеком, другие молчат, оставляя
при себе иное мнение, но никто уже не упрекает его ни в чём. Это не
важно теперь. Важно, что и те, и другие помнят его. «Гриша Быков-
Кунарский» ушёл в легенду.
Воспоминания о Григории Васильевиче Быкове записаны по
материалам, взятым в сети Интернет, а также статьи, опубликованной в
журнале «Братишка».
Глава 14
В августе начались окружные учения. Проводились они раз в два года.
От таких масштабов захватывало дух. Ходили слухи, что группы будут
забрасывать даже в Монголию, в пустыню Гоби. Такого не случилось, но
для меня учения от этого не стали менее интересными.
Поначалу всё шло как обычно. Бригада выдвинулась в район дислокации
и доподготовки групп, но затем всё пошло по другому сценарию. Место
было выбрано другое. На любых учениях местного масштаба объект
разведки был один на всех, и его местоположение командиры групп
знали. Различие заключалось только в районе выброски. Вся сложность, хотя в действительности это не было проблемой, заключалась в том, чтобы выйти на него оптимальным путем. Проще говоря, не заблудиться.
Офицеры местность знали хорошо и частенько встречались ещё на
подходе к объекту. Остроты ума и находчивости не требовалось. Не
требовалось также и скрытности, умения маскироваться – кому мы были
нужны в глухом лесу? Даже на подыгрыше соединениям округа на нас
мало кто обращал внимания – все были заняты выполнением своей
задачи.
В районе доподготовки групп мы тоже сидели и развлекались, как могли, имитируя заучивание топокарт и прочей лабуды по тактико-специальной
подготовке.
В этот раз оказалось всё по-другому. Группы разместили друг от друга по
нормативу и строго изолировали. Общение происходило тоже по
правилам – через офицера, ответственного за подготовку группы. Мне
опять повезло общаться с Александром Ефимовичем Широковым.
Изредка появлялся комбат. Никто не знал, где и какую задачу
предстояло выполнять. От серьёзности происходящего мурашки по
спине пробегали, и, как оказалось, не без оснований.
Я уже знал, что моей группе предстоит работать в Краснокаменске, – об
этом мне шепнул Широков. Карты выдали на обширный участок
местности, и пришлось склеивать огромную «топоскатерть». Доставили
шифроблокнот. Я расписался и сунул его в правый набедренный карман.
В левом обычно лежала карта. Так я и ходил на всех учениях, время от
времени хлопая себя то по левому, то по правому бедру, проверяя, на
месте ли два самых ответственных документа. За утерю шифра вполне
реально было получить до десяти лет лишения свободы.
Уже двое суток мы с нетерпением ждали постановки задачи, но безделье
ничем не прерывалось, Более того, пришёл посерьёзневший комбат, забрал топокарту и шифр. Дальше – больше. Саша Широков шепнул
мне, что оперативное дело завели новое и приказано подготовить к
выдаче боеприпасы. Вновь все замерло ещё на ночь. Неизвестность
нервировала и напрягала. Вся моя группа понимала, что происходит
нечто серьёзное и никак не связанное с плановыми учениями. В
очередной раз пришёл комбат, посмотрел на всех внимательно и
произнес, обращаясь ко мне: «Будь готов получить боевую задачу». Я
понял, что это могло означать, ведь слово «учебно-боевая» не
прозвучало, но переспрашивать не решился и только – не по уставу –
кивнул головой. С того момента меня не покидало холодящее душу
чувство ожидания опасности, не сравнимое ни с чем, доселе мною
испытанным. Думаю, бойцы тоже пересмотрели в одночасье взгляды на
службу и на жизнь.
Как оказалось в разгар учений, когда все войска округа пришли в