333 удовольствия и 1000 проблем

Меня вдруг стало колбасить со злости. Да что она, курица слепая, совсем ничего не видит? Накопившийся во мне за вечер негатив требовал выхода, а крюшон предательски подталкивал на безобразия. Я огляделась. В курилку было не войти: там как сельди в бочке терлись друг о дружку животами пожилые дядьки в строгих костюмах с изрядным лишком веса. У стойки гардеробщик обслуживал стайку геев, выдавал их стильные курточки. Рядом с зеркалом, не в силах оторвать от себя глаз, крутились пританцовывающие девчонки всех мастей. Им явно хотелось «продолжения банкета». А мне хотелось разрядиться.

Толпа вяло циркулировала в спертом воздухе по гардеробу, и только гардеробщик двигался с неимоверной быстротой, словно жонглировал разноцветными вещичками. Гардеробщик был негр. Не такой лиловый до черноты, как тот, на подиуме, зато более ладно скроенный. А Сероушка все норовила продемонстрировать мне свой нерастраченный сексуальный потенциал и продолжала петь дифирамбы тому, с подиума:

Боже, какой же он красавчик, — скулила она, пялясь в свою цифровую камеру, — как сладкий черный персик!

Интересно, она надеется таким образом сойти за нимфетку?

Хочешь, я тебя обрадую? Вон гардеробщик тоже негр, ничем не хуже.

Где, где? — Сероушка завертела головой в разные стороны, — Ой! Да ну-у-у… — разочарованно потянула она, — ска-ажешь тоже.

Тебе просто униформа глаза застит. Ты их разуй и увидишь: совсем не хуже.

Ху-у-уже. Я лучше знаю! Я профессионал!

И это была последняя капля, которая переполнила чашу моего терпения.

Я ощутила немедленный позыв к действию и, чтобы не стать убийцей безвредной дуры, решительными шагами направилась к стойке.

Сейчас я тебе докажу!

Ляля, не надо! Ляля, пусти! — канючила перетрухнувшая Сероушка, которую я поволокла за собой.

Извините, — сказала я негру-гардеробщику, — не могли бы вы нам помочь? Мы с подругой поспорили. Я утверждаю, что вы гораздо красивее, чем ваш собрат, гулявший сегодня по подиуму, и ваши внешние данные гораздо лучше, чем у него. А матерый зубр светской хроники, — я кивнула на Сероухову, она была малинового цвета, — утверждает обратное. Вы не могли бы нас рассудить?

Я на работе, — засмеялся гардеробщик, — нет времени.

Я что-то не понимаю, — не унималась я, — говорю мужчине, что он прекрасен, а он мне — времени нет.

Так всегда бывает в жизни, детка, — наклонился ко мне один из геев, — женщинам не везет.

Так я не собираюсь с ним трахаться здесь и сейчас! Я хочу доказательства своей правоты! Я утверждаю, что он — хорош и на подиуме смотрелся бы не хуже другого. А он не хочет оказать снисхождения и раздеться до пояса!

А ведь она — права, — подключился другой гей, — он гораздо лучше Джонни.

Макс, — засмеялся третий, обращаясь к гардеробщику, — иногда женщине легче дать, чем отвязаться!

Кто гораздо лучше Джонни? Этот? А что? Да-а! Не-е-ет! — подключились остальные сексуальные неформалы.

Сероушка возвышалась каланчей в водовороте спорщиков и все багровела, багровела… Если бы к ней подвели коммуникации, она бы обогрела все нуждающееся Приморье в лихую годину.

Пари! Пари! Макс! Стриптиз!! Макс! — завизжали девчонки, подвалив к нам шумным разноцветным прибоем, — Стриптиз крутого мачо!! Ва-а-ууу! Ух!

Одна из девчонок запела «Бомбу» Рикки Мартина. И многие с чувством подхватили старую добрую песню, яростно отбивая ритм ладонями. Вокруг стойки образовалось пространство с полукруг. Я уже выпустила ситуацию из-под контроля. Она стала раскручиваться помимо меня. Мне оставалось лишь петь и хлопать со всеми в первом ряду.

Макс дрогнул. Секунд пять он улыбался и отмахивался, но не стерпел — черной пумой перепрыгнул через стойку, пару раз крутанулся вокруг собственной оси, сорвал с себя форменную куртку, на мгновение замер. Потом, пародируя Джексона, тронул свои фамильные ценности. По народу пронесся гул одобрения, даже Сероушка оживилась. Макс прыжком оказался передо мной, я расстегнула пару пуговиц на его рубашке. Вокруг раздавались свист и визги. Макс снова метнулся от меня в центр круга, бросил на стойку рубашку и оказался по пояс обнажен. Раздался взрыв одобрения вперемешку с щелчками камер. Публика оживилась, компенсируя пережитую скучищу официальной части. Гардеробщик, на раз перевоплотившийся в стиптизера, — надо отдать ему должное — одним своим видом мог развеять самую беспросветную депрессуху. Ну прямо шоколадный «Оскар» — лаконичность, скульптурность, гладкость и аппетитность. Я как всегда оказалась права. И даже больше, чем права — Максу самое место на подиуме. Впрочем, он, наверное, и гардеробщиком работает не просто так, а в ожидании лучшей вакансии. Ничего, я его пропиарю: не пропадать же такому Максику среди чужих польт. В смысле пальтов.

Макс! Макс! Ты лучший! Ты-ы самый лучший! Сла-адкий!! А-а-а! У-у-у! Га-адкий! Ы-ы-ы! Е-е-е!

Девчонки начали теснить Макса. Интересно, чего они хотят? Чтобы он дал всем и сразу?