33 визы

Чем дальше к югу, тем теснее стоят дома, — здесь особенно чувствуется большая плотность населения. Запомнился поселок, прилепившийся на узкой косе, отделявшей большое озеро от реки, вдоль которой мчался наш экспресс. Хозяйка хижины зачерпывала воду, стоя в дверях. Ребятишки подгребали к порогу своего дома на лодке. По крохотному заборчику, стоявшему у самой воды, вилась, разбрасывая широкие листья, тыква. А там, где была суша, сразу же от кромки берега начинались ярко-зеленые изумрудные рисовые поля. Здесь, как и в провинции Шаньдун, откуда мы ехали, нет ни одного клочка земли, на котором не было бы что-нибудь посеяно. Исключение составляют лишь разбросанные по полям могилы предков — круглые холмы, рядом с которыми кое-где еще стоят древние, высеченные из камня «столбы чести», на которых выбиты навечно иероглифы: «Тогда-то скончался такой-то. Его вдова — имярек — дает слово чести, что она никогда больше, до самой смерти, не выйдет замуж...»

Я гляжу на этот непривычный и своеобразный пейзаж и обдумываю увиденное и услышанное за эти недели. Многое радовало, многое поражало, но кое-что удивляло и даже настораживало. Приятно было видеть повсюду следы активной деятельности общества китайско-советской дружбы — в каждом городе у нас были трогательные встречи с его активистами. Радостно было наблюдать признаки экономического подъема, — повсюду, показывая нам свои достижения, мои спутники непременно добавляли: «Это помог нам создать наш старший брат — Советский Союз». Теплое чувство возникало в сердце, когда мы видели везде и повсюду примеры нового в культуре и искусстве, в производстве и даже в быту...

Вот и сейчас на станции, где только что остановился наш экспресс, мы наблюдали множество мелких, но вместе с тем по-своему значительных подробностей новой жизни: вот группа юношей столпилась у киоска — они интересуются книжными новинками; вот пожилой железнодорожник рассматривает искусно нарисованные цветными мелками на черной доске карикатуры — это стенная газета работников станции; вот стайка черноволосых девушек с косичками, в которые вплетены белые ленты, обступила продавца, торгующего местным лакомством — вялеными утиными желудками, — одетый в ослепительно белый халат, с марлевой антисептической маской на лице, он осторожно достает эти лакомые кусочки начищенными добела металлическими щипцами из застекленного ящика, укладывает их в очаровательные плетеные корзиночки и вручает покупательницам. Эта подчеркнутая забота о гигиене потрясла бы «капитана Ван Си», то бишь Саню Грисенко, привыкшего к старым, неописуемо грязным китайским базарам тридцатых годов.

Но было и нечто такое, что, повторяю, удивляло и настораживало. Бросалось в глаза, что многочисленные представители начальства, особенно из службы безопасности, проявлявшие большой интерес к советским гостям, заботливо ограничивали их контакты с населением. Помнится, в Циндао, когда я с женой вышел погулять по городу, не предупредив заранее гостеприимных хозяев об этом, возникла неимоверная суматоха. Нас догнали на одной из улиц запыхавшиеся спутники и вежливо, но твердо разъяснили нам, что впредь так поступать не нужно, — ведь они отвечают за нашу безопасность. Теми же соображениями безопасности нам объяснили и тот факт, что там же, в Циндао, для советских специалистов, отдыхавших на берегу моря, был выделен отдельный пляж, где стоял столб с соответствующей надписью. Наши корреспонденты, работавшие в Пекине, рассказали мне, что им разрешается встречаться с населением только с санкции отдела печати министерства иностранных дел в каждом отдельном случае.

Но все это в конце концов были лишь досаждавшие нам мелочи, их можно было объяснить неуклюжестью и неловкостью еще неопытных администраторов или проявлением бюрократизма. Труднее было объяснить некоторые факты из внутренней китайской жизни. Меня удивляла непривычная и невиданная ни в одной социалистической стране централизация политической, общественной и хозяйственной деятельности в одних руках. Как правило, на предприятиях, которые мы посещали, директором и секретарем партийной организации было одно и то же лицо, причем, как правило, это был военный человек.

Я спрашивал, почему это так, ведь подобное совмещение обязанностей исключает, например, для рабочего возможность найти решение каких-либо заботящих его вопросов, не говоря уже о трудовых конфликтах, если он почему-либо остался неудовлетворен решением директора. Он мог бы пойти в партком. Но ведь там он встретится с тем же директором! Меня вежливо выслушивали, улыбались и поясняли, что таких ситуаций быть не может, потому что народная армия Китая воспитала наилучшие кадры, которые способны одновременно решать и хозяйственные, и политические, и бытовые вопросы.