– Смейся, сколько влезет. Я уже четыре года посещаю это место, и когда я говорю тебе, что это идеальное место, чтобы отключиться, значит, так оно и есть.
Нейт был тем еще модником с внешностью хиппи. Он выбрал богом забытый остров, чтобы, как он любит говорить, «отключиться». Он вырывается из повседневной жизни и возвращается с обновленными «чакрами», что бы это ни значило…
Честно говоря, не припомню, когда бы я брал настоящий отпуск больше, чем на четыре дня… Мне нравилось работать, и многие клиенты компании хотели, чтобы именно я был их пилотом. Из-за этого у меня было мало свободного времени и много ночей в пятизвездочных отелях, которые были разбросаны по всему миру. Я не жаловался. Благодаря работе у меня был довольно обеспеченный образ жизни. Я общался с важными людьми, со многими у меня впоследствии завязались настоящие дружеские отношения.
Зазвонил телефон Нейта, тем самым прервав мои мысли.
– Привет, да, Уайатт, как жизнь, чувак?
Нейт сделал жест рукой в моем направлении, но я вновь проигнорировал его. Я просто встал с дивана, подошел к мини-бару и налил себе в стакан чистого виски. Кажется, я где-то слышал, что похмелье лечится еще бо`льшим количеством алкоголя… А кто я такой, чтобы подвергать сомнению столь приятное утверждение?
– Это срочно, – на заднем плане послышался голос Нейта. – Иначе я бы тебя не просил. Нет… конечно, мы не можем сесть на один из самолетов.
Его взгляд встретился с моим. Я пытался передать ему все, что думаю касательно этого, но он продолжал настаивать на своем:
– Да, два места в первом… в Денпасар, да… Супер, чувак! Большое тебе спасибо! Заметано!
Я снова поднес стакан к губам.
– Ты сменишь выражение лица? Я тут из кожи вон лезу, чтобы…
– Я не поеду, Нейт, – отрезал я, не глядя на него. – Не настаивай. Или мне напомнить тебе, почему я больше не могу убегать и прикидываться идиотом, как когда мы были детьми?
Нейт посмотрел на меня с дивана, спокойный и собранный.
– Именно из-за того, что произошло, тебе нужно передохнуть от всего этого. Ты должен уехать из Лондона, уехать и хорошенько подумать, каким будет твой следующий ход.
– Следующего хода не будет, Нейт, черт возьми!
От переполняющей меня злости я так сильно сжал стеклянный стакан, что он треснул на тысячу кусочков, порезавших мою руку. Я выругался сквозь зубы. Нейт продолжал невозмутимо наблюдать за мной.
– Всего тридцать дней, Алекс. Тридцать дней, чтобы найти себя. Тридцать дней…
– Тридцать дней, чтобы попытаться смириться с тем, что моя жизнь, какой она у меня была до сих пор, закончится навсегда.
Нейт больше ничего не сказал, и я исчез в ванной. Пришло время принять мою новую реальность.
2. Никки
Солнечный свет проник сквозь окно, как всегда, тем самым разбудив меня. Это происходит каждое утро, поэтому я снова выругалась вслух. Интересно, когда мне уже удастся закончить шить шторы, которые я пытаюсь доделать уже два месяца? Можно было бы сказать, что у меня не было времени, или что я не успевала из-за тысячи дел, которые мне приходится делать в течение дня, но это были бы лишь жалкие оправдания. У меня было достаточно времени, чтобы закончить их шить, но, честно говоря, мне было невероятно лень.
Шитье штор не входило в список моих многочисленных хобби, но я знала, что смогу справиться с этим сама. Можно было бы сшить их за несколько часов, а с небольшой помощью Эко или даже Гаса я бы с легкостью их повесила. Мне бы даже удалось успеть сесть на мотоцикл и присоединиться к остальным ребятам, чтобы полюбоваться закатом.
Я потянулась, как кошка; зевнула так, как никогда бы не сделала на людях, и встала с кровати. Мне все еще было непривычно жить одной, как я и не привыкла к тому, что все, кто видит мои глаза, принадлежат мне и только мне. Мне двадцать три года, и два месяца назад я стала независимой и переехала на виллу у утеса. Можно было съехать и раньше, но мне слишком нравилось жить с бабушкой Кутой и моим дядей Кадеком. Они всегда защищали меня и заботились обо мне. По сути, я выросла с ними, учитывая, что мои родители умерли, когда мне было всего три года. Я с трудом их помню, поскольку была еще ребенком, но знаю, какая пустота образовалась в нашей семье после их потери. Моя мама была ребенком в глазах моей бабушки и младшей сестрой моего дяди, а я их единственная внучка и племянница, которая осталась сиротой…
Говорить о родителях было больно. Несмотря на то, что я знала их всего ничего, тем не менее я безумно по ним скучала. У меня было ощущение, что я знаю их лучше, чем кто-либо еще, благодаря моим бабушке и дяде. Они всегда рассказывали мне истории о моей маме, даже если порой им было тяжело говорить о ней. Знаю, они делали это, чтобы я могла представить ту, на кого я была похожа, и которая сильно меня любила. О моем отце говорили меньше, он был всего лишь призраком из прошлого, которого мне бы так и не удалось ясно разглядеть, если бы не их рассказы.