3-адика

Сэм задумался. – Думаю, некоторым из моих основателей доводилось играть в игры, где за аватаром нужно было наблюдать сзади вместо того, чтобы видеть происходящее его собственными глазами. Но это касалось только старых консолей, безо всякой виртуальной реальности; к тому же сама игра, скорее всего, сводилась к прыжкам и дракам… и я говорю о таких «драках», когда ты жмешь на кнопку, чтобы зарядить кому-нибудь кулаком. – Он указал на экран. – И одно дело бросаться с кулаками на нацистов, но совсем другое – добиться, чтобы твой аватар вел себя естественно в игре, где нужно общаться с другим людьми – смотреть им в глаза, поддерживать зрительный контакт, при том, что ты даже не видишь их от первого лица.

Пятая попытка поставила точку в идеальной череде неудач.

– Значит, либо мое объяснение неверно…, либо есть особая причина, из-за которой он готов пожертвовать качеством игровой механики ради вида от третьего лица. – Страстная увлеченность внетелесным опытом, который давал возможность наблюдать за свой собственной игрой в роли охотящегося на нацистов Курта Гёделя казалась слишком уж специфичной, чтобы увидеть в ней простой нарциссизм в духе порнушки с зеркалом на потолке.

– Я больше не могу заставлять их ждать, – решила она. – Но, возможно, я смогу выяснить, в чем дело, когда поговорю с ним лицом к лицу.

– Идет.

Сагреда не была настолько привязана к иллюзии Арриэтвилля, чтобы нуждаться в механорецепторном костюме и шлеме. Она просто нажала кнопку на экране ноутбука, переключаясь на управление марионеточной Эмми.

На этот раз при входе в кафе она не заметила солдат в форме. Не исключено, что сегодняшняя их цель была одета в штатское и могла выдать себя разве что нарукавной повязкой с изображением свастики. Она повернулась к столику Кружка, недоумевая, почему полиция Вены до сих не ухватилась за очевидную связь между самыми преданными завсегдатаями кафе и частотой, с которой пропадали прочие посетители этого заведения. Очки Гёделя, впрочем, придавали его лицу настолько безобидный и глуповатый вид, что Сагреда уже почти не сомневалась в его способности уходить от подозрений.

Когда она подошла, Гёдель поднялся; он не улыбнулся, но ответил ей небольшим кивком.

– Рада вас видеть, – сообщила Сагреда. – Мне уже начало казаться, что ваши проблемы с сердцем окончательно поставили крест на наших встречах. – Гёдель неплохо справлялся с поддержанием зрительного контакта, и вовсе не производил впечатление рассеянного или сбитого с толку человека. Если Джаррод и правда следил за их встречей со стороны, то наверняка уже привык наблюдать за своим аватаром вместо того, чтобы смотреть его глазами, а заодно и научился вести себя нужным образом. Сторонний наблюдатель имел доступ к тем же самым социальным сигналам, так что даже с учетом необычного ракурса для правильной реакции достаточно было лишь набраться опыта.

Она заняла место между Гёделем и Бланш Шлик, а сам Гёдель тем временем начал объяснять собравшимся суть своих последних открытий. Ежевечерние собрание Кружка, судя по всему, разворачивались по одному и тому же шаблону: игроки друг за другом, как попугаи, повторяли самые знаменитые теоремы, доказанные их персонажами, а затем, ничем не рискуя, отправлялись на поиски приключений, где можно было предаваться насилию безо всякого намека на чувство вины.

Сагреда старалась сосредоточиться на словах Гёделя; ей не хотелось поставить себя в глупое положение, если их группа начнет обсуждать детали рассуждений. Но уйти в математику с головой было не так-то просто, учитывая, что сейчас ее беспокоил лишь один вопрос: как зафиксировать точку обзора, относительно которой происходил рендеринг в видеокарте Джаррода.

Она протянула руку к небольшому, видимому только ей одной, устройству, похожему на пристегнутый к левому предплечью телевизионный пульт дистанционного управления, и зажала одну из кнопок. Ее голос перестал транслироваться марионетке. – Сэм?

– Да?

– Сможешь внедрить в сцену серию коротких направленных вспышек? Если лицо аватара хоть немного копирует его собственное, то выбрав правильное направление, мы вероятно, сумеем заметить какой-нибудь отклик.

– Хорошая мысль. Сейчас займусь.

Отпустив кнопку, она вновь погрузилась в гёделевские рассуждения об аксиоме выбора. – Для любого, конечного или бесконечного, семейства непустых множеств всегда можно указать набор, который содержит ровно по одному элементу от каждого множества в этом семействе. – Утверждение казалось очевидным, ведь из словаря всегда можно вычленить по одному слову на каждую букву алфавита, а на любом обитаемом материке – выбрать по одному человеку. Но все становилось сложнее, если семейство, о котором шла речь, оказывалось бесконечным.