На что баронесса ответила с улыбкой: мол, как заметно, что Арчимбольди никогда не трахался с Энтреску. В связи с чем Арчимбольди признался: да, он никогда не ложился в постель с Энтреску, но, в свою очередь, своими глазами видел, как овеянный славой постельных подвигов генерал ложился кое с кем еще.
— Со мной, я так понимаю, — сказала баронесса.
— Правильно понимаешь, — сказал Арчимбольди, впервые обращаясь к ней на ты.
— А ты где был?
— В тайной комнате, — сознался Арчимбольди.
Тогда баронесса расхохоталась, да так, что ее одолела икота, и, икая, она выговорила: мол, теперь ей понятно, почему он выбрал такой псевдоним. Арчимбольди не понял этого замечания, но с удовольствием согласился с ним, тоже рассмеявшись.
По прошествии трех очень продуктивных и информативных дней Арчимбольди вернулся в Кельн ночным поездом, где люди спали даже в коридорах, и вскоре снова оказался в собственной мансарде, там рассказал Ингеборг замечательные новости, привезенные из Гамбурга, — новости, которые, будучи сообщенными, исполнили обоих радости, да такой, что они вдруг начали петь, а потом и танцевать, забывая о хрупкости пола под ногами. Затем они занялись любовью, и Арчимбольди рассказал ей об издательстве, о господине Бубисе, о госпоже Бубис, о корректорше, которую звали Ута и которая смогла бы найти грамматическую ошибку у Лессинга (она его ненавидела со всей силой ганзейской души), но не у Лихтенберга (того она любила), об администраторше, или главе службы по связям с прессой Анитой, которая знала практически всех писателей Германии, но ей самой нравилась только французская литература, о секретарше Марте, которая была филологом и подарила Арчимбольди несколько изданных у них книг (они его заинтересовали), и о кладовщике по имени Райнер Мария, тот, несмотря на молодость, уже зарекомендовал себя как поэт-символист, экспрессионист и декадент.
Также он поведал ей о друзьях господина Бубиса и о его каталоге. И каждый раз, когда Арчимбольди заканчивал предложение, они с Ингеборг смеялись, словно он рассказывал невероятно смешную историю. Потом Арчимбольди со всей серьезностью взялся за вторую книгу и закончил ее за три месяца.
«Людике» еще не вышел из печати, когда господин Бубис получил рукопись «Неограниченной розы», которую прочел за две ночи, после чего, крайне взволнованный, разбудил жену и сказал, что им придется опубликовать новую книгу этого Арчимбольди.
— Хороша? — спросила с кровати баронесса, еще толком не проснувшись.
— Лучше, чем хороша, — сказал Бубис, бегая по комнате.
Затем принялся говорить, все так же перемещаясь, о Европе, о греческой мифологии и о чем-то, что смутно напоминало полицейское расследование, но тут баронесса снова уснула и не стала его слушать.
Остаток ночи Бубис, который страдал приступами бессонницы, из которых старался извлекать максимум практической пользы, попытался прочитать другие рукописи, попытался проверить счета, присланные бухгалтером, попытался написать письма распространителям — все тщетно. Едва рассвело, он снова разбудил жену и заставил ее пообещать, что, когда он уже не будет стоять во главе издательства (разумея под таковым эвфемизмом собственную смерть), она не покинет этого Арчимбольди.
— В каком смысле не покину? — спросила его сонная баронесса.
Бубис долго обдумывал ответ.
— Защищай его, — сказал он.
И через несколько секунд добавил:
— Защищай его в меру наших издательских возможностей.
Эти последние слова баронесса фон Зумпе не услышала, ибо снова уснула. Некоторое время Бубис созерцал ее лицо, словно сошедшее с картин прерафаэлитов. Потом поднялся с изножья кровати и направился, как был, в халате, на кухню, где сделал себе сэндвич с сыром и маринованными овощами по рецепту, которому его научил в Англии австрийский писатель в изгнании.
— Как же просто это сделать и как хорошо оно восстанавливает силы, — сказал ему австриец.
Просто, без сомнения. И вкусно — пусть и вкус странноватый. Но вот только силы не восстанавливает ни в коем разе, подумал господин Бубис, чтобы питаться таким образом, нужен стальной желудок. Потом он направился в гостиную и раздвинул занавески, впустив в комнату сероватый свет утра. Восстанавливает, восстанавливает, восстанавливает, думал господин Бубис, рассеянно откусывая от сэндвича. Нам нужно нечто большее, чем бутерброд с сыром и маринованными луковками. Но где его найти, где искать и что с ним делать, когда найдем? В этот миг он услышал, как открылась дверь черного хода и застучали шажки служанки, которая приходила каждое утро. Он бы так стоял часами. Как статуя. Но вместо этого оставил сэндвич на столе и направился в свою комнату, где стал одеваться для очередного рабочего дня.