26

Максим Волжский 26

1

Фургон для путешествий стоял на лужайке в десяти метрах от кирпичного дома. Правее находились ворота, открывающие въезд во двор, левее росли три сливы, сзади забор. Подмосковные вечера ещё оставались прохладными, но воздух уже был очаровательным, переполненным живописными запахами весны, некой смеси шашлыка, свежей поросли и оттаявших удобрений. Май в этом году радовал ранним теплом.

Обшивка дома на колёсах была ухоженной, без коррозии; окна скрывались за металлическими ставнями; и колёса подкачены. В марте Николай укрепил дверь, в апреле поменял личинку замка. Внутри фургона повесил атласную штору цвета бордо, закрывающую вход в уборную. Сейчас Николай прятался за плотной шторой, вооружившись электрошокером в чехле на поясе, и прислушивался. Двадцать шесть лет он ждал этого майского вечера, но всё-таки волновался, потому что предсказание, наконец-то, сбывалось, а нападавших должно быть двое, и они напористы и молоды… хотя численный перевес и разница в возрасте, вовсе не значат, что экзамен будет провален.

Николаю было уже семьдесят девять лет, но он надеялся победить в схватке, поскольку на кону стояла не только его жизнь и ни столько его жизнь. Сухощавый старик точно знал вечер, когда произойдёт неизбежное. Он помнил место кровавого столкновения и силуэты фигур налётчиков, но не помнил их лиц, потому что видел их только однажды и мельком в странном сне, который и сном-то назвать нельзя. Скорее, это было мистическое видение или упреждающее послание, или как он любил повторять самому себе: стимул не стареть и оставаться в хорошей форме до судьбоносного часа.

Ещё он помнил татуировку в образе оскала хищного ягуара на тыльной стороне ладони у одного из нападавших и отсутствие фаланги на безымянном пальце у второго грабителя, на правой руке. Броские приметы он разглядел, когда эти двое душили его в фургоне между мойкой и газовой плитой. Николай, конечно, сопротивлялся и сожалел, что не смог оказать достойный отпор, но его смерть не была последней, поскольку налётчики не остановились, а пошли в дом за Вероникой. Так что лучше в ближний бой не ввязываться, вследствие недостатка физических сил. Всё-таки годы берут своё. В семьдесят девять схлестнуться в тесном помещении с двумя парнями, каждому из которых немногим за тридцать — чревато полным провалом.

Николай затаился за новой шторкой, кончиками пальцев касаясь ручки шокера, слыша, как грабители шепчутся за стенкой фургона. Чем можно поживиться в доме на колёсах, одному богу известно. Клада здесь нет, сейфа с деньгами тоже; да и кто хранит ценности в стареньком прицепе, который предназначен для путешествий.

В тот момент, когда внутри фургона появятся голова первого налётчика, можно напасть на него, врезав с размаху молотком по темечку, но это уже перебор. Во-первых — удар здорово раззадорит грабителя снаружи, возможно, вооружённого чем-то опаснее молотка, а во-вторых, что гораздо важнее — существует договор с голосом, с которым двадцать шесть лет назад согласился Николай, а в договоре сказано, что убивать нападавших нельзя ни при каких обстоятельствах.

2

Вечер третьего мая 1997 года. Николай Осокин вместе со своей женой Вероникой Осокиной на автомобиле «Фольксваген» попал в жуткое ДТП. Сухие сводки сообщали, что водитель «Фольксвагена», находясь в состоянии алкогольного опьянения, совершил неосмотрительный манёвр, вследствие чего, влетел точно под прицеп шведского грузовика, стоявшего на обочине. Николай получил травмы средней тяжести, а его жена Вероника перелом основания черепа.

Очнулся Николай на больничной койке, отчётливо помня, что случилось, когда семья возвращалась с дачи. А случился горячий спор между ним и женой. Он громко ругался, затем дрогнул руль, машину занесло, был слышен визг колёс, потом попытка торможения, удар, темнота, и наконец, белоснежный туннель, который манил мягким светом. Николай полюбил этот свет сразу и навсегда, как любил шумные застолья и себя в вечно хмельном празднике. Но ему не хотелось расставаться с женой, которую он тоже любил. Николай желал вернуться к своей Вероничке и потому, широко расставив руки, цеплялся за стены туннеля, которые были, будто побелены известью. Он тормозил свой полёт, отчаянно упирался, безумно и громко кричал, и вдруг движение прекратилось.

Свет остался ярок. Он стоял в маленькой комнате с низким потолком. В комнате белые стены, нет окон, нет дверей, нет мебели, но в одном из углов на полу стоял пузатый телевизор. Николай ещё подумал, что это допросная; что сейчас объявится небесный следователь или божественный судья с топором и цветами — и будет задавать свои вопросы, решая, куда отправить вновь прибывшую душу в рай или в ад; решая, что подарить ему цветы или плаху.

Но прошла минута, потом ещё минута, а он так и стоял в одиночестве. Потом включился телевизор и зазвучал голос, но не из телевизора, а будто из стен, из потолка, из пола. Голос проникал в самое сердце Николая, потому что у него даже в тот момент было сердце, которое бешено стучало в груди.