25 трупов Страшной общаги

Павлик брел по ночному городу, прислушиваясь и приглядываясь. Вот уже вторые сутки, как он не спал и ему казалось, что уже и не хочется.

Мрачные, изгаженные излишним человеческим присутствием улицы Питера наконец опустели. Теперь только мерцающие вывески дешевых забегаловок напоминали Павлику, что шумный город жив.

Всего какая-то пара часов – и город снова оживет, загудит, как упрямый майский жук, потом поползет, как здоровенная, едва рожденная личинка, поглощающая все на своем пути.

Рюкзак Павлика приятно напрягал спину: в нем были журналы и новая экипировка для расследования. Не сбавляя шага, он перекинул рюкзак на живот, вытащил очки ночного видения, с любовью протер их и натянул на лоб. Достав из чехла ультрафиолетовый фонарик, Павлик убрал рюкзак обратно за спину.

Впереди показалась бледная вывеска метро. В такой час оно, разумеется, не работало.

– Думаю, ошибки в расчетах нет, – пробормотал Павлик. – Хоть раз угадать бы, где это случится! Найти это место до того, как там окажется полиция! – Он спустился в подземный переход, чтобы перейти на другую сторону проспекта.

Тоннель подземного перехода был мрачным и недружелюбным. Поежившись, Павлик на всякий случай поправил на лбу очки и зажег фонарик.

Осторожно двигаясь в темноте, он то и дело водил по стенам тусклым лучом, но не находил ничего интересного, кроме каменных вкраплений или неприличных надписей. Тишину нарушал лишь шум его дыхания да шорох шагов.

Вдруг в свете фонаря Павлик заметил на стене широкие черные полосы. Внутри у него неприятно похолодело. Павлик замер. Только одна биологическая жидкость поглощала весь спектр ультрафиолета, приобретая абсолютно черный цвет. И он знал какая.

Облизнув сухие губы, Павлик еле слышно прошептал:

– Кровь!

Как завороженный, он вел по стене фонариком. Жуткие полосы расширялись. Они тянулись на несколько метров, постепенно снижаясь, пока не перешли на бетонный пол тоннеля.

Двигаясь бесшумно, стараясь не дышать, Павлик продолжал идти почти в полной темноте, пока полосы в лучах фонарика не превратились в широкую черную лужу, такую бескрайнюю, что Павлик замочил в ней свои белые кеды.

Его нога коснулась чего-то. Павлика обдало морозом. С большим усилием он поборол желание убежать. Руки задрожали. Он опустил на глаза очки.

В луже крови раскинулось тело. Подавив шумный вздох, Павлик медленно склонился к нему. Он не испугается. Не уйдет. Он так долго искал и, возможно, нашел.

Это был мужчина. Его правая рука неестественно загнулась, ноги были сведены. Очевидно, его волокли за руку. Поднимаясь взглядом по телу, Павлик едва не вскрикнул: на месте рта у убитого зияла громадная дыра. Лицо было изуродовано, нос отсутствовал.

«Как тогда», – задрожав всем телом, Павлик посветил фонариком вокруг себя и дальше по коридору.

Никого. Кровавый след от жертвы тянулся в сторону метро.

«Оно выволокло его оттуда, – пронеслась догадка в голове у Павлика. – Или же, – Павлик осторожно пошел по следу, – или же оно только что уползло туда, – он замер. – Здоровенное. Не меньше взрослого человека…»

Резкий лай собаки задрожал по переходу и вырвал Павлика из его мыслей. Наверху послышались шаги. Еще и еще.

Прислушавшись, Павлик понял, что кто-то спешит в переход с поверхности, спускаясь там, где еще совсем недавно спускался Павлик. Выключив фонарик, он бросил его в глубокий карман штанов и, перепрыгнув труп в темноте, почти беззвучно помчался по переходу в сторону другого выхода.

Когда задыхающийся от бега Павлик ворвался домой, его сердце ухало так, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Стараясь не шуметь, он второпях ударился головой о полку в темном тесном коридоре. Все было бессмысленно: дед Игнат уже ждал в дверях его комнаты с портупеей в руках.

– Все никак не угомонишься? – сипло выдохнул дед и пошел на Павлика, огромный, как скала.

Запах алкоголя едва читался – как назло, сегодня дед Игнат был еще почти трезв.

– Мало тебе тогда досталось?! – Дед сердито глянул на окровавленные кеды Павлика. – Даже думать не хочу, где ты был!

Его курчавые волосы были спутаны, короткие усы топорщились. Громадный широкий рот кривился в гримасе.

Павлик сжался.

– Пойми, малец, жизнь – она ни хрена не справедливая, – дед потряс портупеей. – Тебе и так не раздали с ложки ни счастья, ни здоровья, а ты еще дурью маешься! Смотри, загребут, допрыгаешься!

Пристыженный, Павлик опустил глаза: дед Игнат был прав.

– Ты ведь уже совершеннолетний, значит, можешь за все отвечать, – возмущенно гудел дед и вдруг отбросил портупею в угол.

Впрочем, Павлик и так знал, что бить его дед не будет.

Бесцеремонно выхватив у Павлика рюкзак, дед Игнат запустил в него здоровенную клешню:

– Я ведь понимаю, что ты у нас «особенный», – он достал из рюкзака очки ночного видения и ультрафиолетовый фонарик. – Это я заберу! Кончай уже с этим дерьмом! – гаркнул дед.

Павлик прошептал:

– П-прости!

– П-прости! – передразнил дед Игнат и устало вывалился в коридор, прихватив сокровища Павлика.

«Только не это!» – Павлик услышал, как хлопнула тяжелая крышка мусоропровода.