Эмили ушла. Мне показалось, что она ждала от кого-то звонка. Если на горизонте появлялся новый мужчина, она теперь вела себя довольно скрытно. Она очень сердилась, когда я начинала слишком уж нервничать по поводу того, что вот этот мужчина может стать
Мэл пришел, держа в руке бутылку дорогого вина «Шираз».
– Я вообще-то не пью, – поспешно сказала я. – Но все равно спасибо.
– О-о, – смутился Мэл. – А я думал… Ведь в тот день…
– Это было исключение.
Я зашла на кухню и включила электрический чайник. У меня не получалось смотреть ему в лицо, а потому, повернувшись к кухонному шкафу, я стала возиться с посудой и чайными пакетиками. Мне вдруг бросилась в глаза чашка Сида с надписью «Самый лучший папа» – надписью, которую сделала вручную Полли. Сид настоял, чтобы эта чашка оставалась здесь – как он выразился, «для стабильности». Я, вздохнув, засунула эту чашку в кухонный шкаф.
– Чай или кофе? – спросила я. – Или ты хочешь открыть вино? В том выдвижном ящике есть штопор.
– Нет-нет, кофе подойдет, спасибо.
Бедняга. Его явно ошеломляло то, какая я сдержанная и отчужденная.
Мэл раньше не бывал у меня на первом этаже. Ожидая, когда чайник закипит, я видела, как он посматривает по сторонам. Его взгляд остановился на единственной оставшейся здесь семейной фотографии, прикрепленной к дверце кухонного шкафа. На ней весело смеющиеся я, Полли и Сид были запечатлены в день семидесятилетия моей мамы. Затем он встал перед картиной Сида «Мадонна поедает Еву» № 4, и я внезапно увидела эту картину глазами постороннего человека, который наверняка ее не поймет и который, несомненно, присоединится к мнению газеты «Дейли мейл», то есть назовет чудаками или извращенцами тех, кто повесил картину с изображением лижущих друг друга женщин там, где по утрам едят кукурузные хлопья.
Я на какой-то миг ощутила такую сильную тоску по Сиду, что мне даже показалось, как будто кто-то вырвал сердце из моей груди.
– Она удивительная, – сказал Мэл. – Эта картина. Я, конечно, не специалист, но выглядит она по-настоящему… естественной.
– Да, – кивнула я, удивляясь.
– А это…
– Ты не возражаешь, если… – Я почувствовала, что краснею. – Извини, Мэл, но я не уверена, что могу сейчас об этом говорить.
Я грузно опустилась на стул, стоящий возле кухонного стола, чувствуя, что душевных сил у меня становится все меньше.
– С тобой все в порядке? – Мэл нахмурился, подойдя ко мне поближе.
– Не совсем, – призналась я, а затем, подняв взгляд, посмотрела ему прямо в глаза и… И наконец-то начала расслабляться.
Мэл был неплохим человеком – это я знала. Да, я
Не дождавшись, когда я приготовлю ему кофе, Мэл в конце концов сделал его сам.
– Вон в той коробке со звездочками есть печенье. – Я указала на полку. – Угощайся, пожалуйста.
– Я только что поел. – Он поставил передо мной чашку с чаем и коробку с печеньем. – Рыбу с чипсами. Не очень полезная для здоровья еда. – Он с грустным видом похлопал себя по животу. – Мне нужно вот за этим присматривать!
– Не очень-то и нужно, – машинально сказала я. Он собирался пошутить, но я его перебила: – Мэл, ко мне сегодня приходила твоя жена.
– О господи… – Он даже пролил немного кофе на пол. – Ой! Прошу прощения.
– Не переживай об этом. – Я пододвинула к нему стул. – Пожалуйста, садись.
Он сел. Выглядел он ошеломленным.
– Она приходила «предупредить меня». Она так сказала.
– Предупредить тебя?
Он с рассерженным видом поднялся со стула, отодвигая его назад, и ножки громко чиркнули по каменным плиткам пола.
– Ну да. – Я посмотрела на картину «Мадонна поедает Еву», чувствуя себя изможденной.
– Вот ведь чертова сучка! – Мэл в ярости уставился на меня. – Предупредить тебя о
– Она сказала, что ты… очень навязчивый.
– Она так сказала?
– Ну да.
– В каком смысле?
– Она сказала, что ты приехал сюда вслед за ней.
Он, бедняга, уже еле сдерживался.
– Вообще-то, пожалуй, она могла такое сказать, но у меня не было выбора. Потому что она согласилась на предложенную ей работу в другом месте и переехала туда с моим сыном, заранее не предупредив меня и выдвинув мне ультиматумы. – Он провел рукой по волосам, уже редеющим на макушке, сильно взъерошив их. – Но я не стал бы называть это навязчивостью. Я назвал бы это стремлением быть хорошим отцом.