22 шага против времени

Варя занялась дойкой. А старший Лозович, которому князь Александр за его науку весьма сильно пришёлся по нраву, повёл его в свою мастерскую. Мастерская располагалась в просторном сарае.

– Здесь у меня прут хранится, – указал он на обширную яму, наполовину заполненную ивовой лозой. – Запасы на всю зиму. Кладу слоями и каждый слой перекладываю листьями лопуха, а сверху землицей присыпаю.

– Зачем? – удивился Шурка. – Потом откапывать придётся. Лучше сразу на полу сложить – места хватает.

– Нельзя, посохнет ракита[58]. А ежели посохнет, то ей одна дорога – в печь. Для работы свежесть нужна, чтобы лоза была мягонькая и гибкая. Вот я её шубкой земляной прикрою, она влагу-то в себе и придержит, молодость сохранит.

– А кору чем счищаете – ножом? – поинтересовался Шурка, увидев в углу сноп очищенных от коры, блистающих белизной тонких, в полпальца, прутьев.

– Не-е, – снисходительно посмотрел на него Лозович. – Ножичек для энтого дела не годится. Тут щемилка нужна, – показал он на воткнутую в земляной пол берёзовую палку, конец которой был расщеплен и отдалённо напоминал узенькую рогатку. Вставляешь лозу в расщеп и тянешь, кожица сама и сходит.

– Вы, наверное, давно этим занимаетесь? – оглядел Шурка сарай, всякая вещь в котором была приспособлена для лозоплетения.

– И-и, милай, – важно подкрутил ус Никифор Ворсанафьевич, и видно было, что вопрос ему весьма понравился. – Почитай, сколько себя помню. Ещё дед моего деда лозу плёл. Оттого нас Лозовичами и прозвали. Поначалу кличка одна была – Лоза. А далее, положим, спрашивают тебя «чьих будешь», а ты в ответ – Лозы, Лозов сын, Лозовического роду-племени. Так и пошла семья наша прозываться.

– А кто у вас плетенье покупает – Переверзев?

– Хе-хе, – усмехнулся Лозович. – Пан наш и так возьмёт. А покупают люди. Свои из сельца да из соседних деревень – лукошки и корзины берут, ловушки для зверья и птиц, рыбу ловить. А в городе, где я на подставного человека лавку открыл, и стулья, и столы, и этажерки, и диваны плетёные. А один купчина московский единожды заказал шкатулку в три этажа. Тонкая, я вам доложу, работа. Требуется, чтобы ни единой загогулины не выступало, ни единого зарезу не было.

– А подставной человек – это кто? – не понял Шурка.

– Который на своё имя дело открыл да на мои деньги моим же товаром и торгует, – пояснил Никифор Ворсанафьевич.

– Зачем?

– Я же тебе, князь, толкую, что не можно крепостному такое, – покачал головой Лозович. – Иначе пан всё как есть отберёт. Ведь мы его собственность, а значит, и любое наше дело его делом считается.

Новый помещик

Солнце клонилось к закату, когда с улицы донёсся гул встревоженных голосов. Следом к ограде Лозовичей подошёл староста в сопровождении группы сельчан.

– Никифор! – крикнул он зычно. – Подь сюды! Дело имеется!

И когда Никифор Ворсанафьевич, и большая часть его семьи, а также Шурка, вышли на улицу, развернул лист бумаги.

– С сего дня, – прочитал староста, – имение, все прилегающие деревни, а також сельцо со всем населением переходят во владение графа Леркендорфа Лериана Антальевича.

– Ух, ты! – услышав это, выпучил глаза Шурка.

Заметив юного князя, староста снял шапку и отвесил вежливый поклон.

– Отныне, – продолжил он, – отменяется всякая барщина и вводится повсеместный оброк.

В толпе заволновались.

– А поскольку же оброку положено?

– По двенадцати рублёв в год! – объявил староста в полной тишине.

Кто-то охнул. Кто-то ругнулся. А какая-то баба запричитала истерично, с подвывом.

– Что ж это деется? – возмутился Лозович. – Самые сквалыжные паны и те оброку берут не более шести целковых. А нам выходит аж в два раза более?! Нешта ты, Родион, – обратился он к старосте, – не ведаешь, что нам такой повинности не осилить?

– Я-то ведаю, – покачал головой Родион, – да новый пан больно крут. Ничего слушать не желают – вынь да положь ему, и всё тут.

– По миру он нас с эдаким оброком пустит, – заговорили в толпе. – Быть голодному году.

Шурка протиснулся поближе к старосте.

– С чего это граф тут хозяином стал? – поинтересовался.

– Дык господин Переверзев всё вчистую проиграл, – пояснил Родион. – Купчую[59] на имя вашего товарища составили. Всё чин чином. А опосля взяли и застрелились. Фёкла Фенециановна отныне вдовица. Да, пожалуй, ещё и не ведает ни о чём. Не нашли её дворовые, сколь ни искали.

– А зачем же графу деньги понадобились? – спросил, наливаясь гневом, Шурка.

– Желают аглицкие машины купить – мануфактуры[60] открыть.

– Вот гад! – помахал кулаком Шурка и, не прощаясь, бросился через луга прямиком к помещичьей усадьбе.

В Леру вселился бес

Ворвавшись в гостиную, Шурка застал там весёлого Леру.

– Братан! – заорал тот, едва увидел Захарьева. – Представляешь?! Это всё моё!

И он раскинул руки, дико озираясь по сторонам.

– Ты что натворил? – подступил к нему Шурка.

– Да ничего особенного, – счастливо улыбался Лера. – Помещик проигрался в пух и прах! Купчую на меня составил, а сам закрылся в кабинете и пиф-паф себе в лоб. Ха! Ха!