2120. Ловушка для AI

В отделении между тем поднялась нешуточная суматоха. Меня, в принципе, здесь знали, как достаточно уравновешенную и здравомыслящую личность (если подобное вообще применимо к моему настоящему статусу), и уж если я пустился в панику, то явно неспроста. К тому же коридор понемногу заволакивало дымной пеленой, из-за поворота коридора выпирала пена, и оттуда же доносились звуки какой-то непонятной возни, сопровождаемые рычанием, треском пола и стенных панелей, грохотом металла и приглушенной руганью санитаров. И тут уж переполошились не только больные, которым только дай к этому повод, но и персонал отделения. Коридор быстро наполнился толкотней, шумом и гамом. Все куда-то спешили, работая локтями, плечами и головами, протискивались сквозь стихийно образующиеся пробки, безуспешно пытались проскользнуть по стеночке, по которой их тут же едва не размазывала окончательно обезумевшая толпа.

Человек-паук безуспешно пытался закрепиться на стене, что ему никак не удавалось, и он шлепался на головы возбужденных людей.

Лунтика почти затоптали, и он уже не бросался под ноги, а, поскуливая, пытался отползти в безопасное место – возможно, пошел на поправку. Вот что значит подобрать правильное лечение!

Еще один хитрец – не помню его имени-прозвища, кажется, механик – передвигался по потолку, вися на пластиковых ручках двух вантузов. Но не дошел… В какой-то момент ручка отделилась от резиновой присоски, и хитрец ухнул в толпу, канув в ней бесследно… Ан-нет, вынырнул, барахтается!

Нескольким больным удалось пробиться к заблокированной электроникой выходной двери, и те, подвывая от ужаса, скреблись в нее. Я протолкался вперед них и требовательно зыркнул в объектив ближайшей камеры:

– Эй, ты, чучело! Открывай!

Система безопасности явно пребывала в полушоковом состоянии, пытаясь осмыслить своими крохотными мозгами происходящее. На ее памяти ничего подобного никогда не случалось, и она никак не могла решиться ни на одно из действий. Я воочию видел ее колебания: на двери пощелкивал электромагнитный замок. То отпустит, то опять прихватит, и так без конца. И будь на ее месте человек, мы бы так и застряли здесь, но на то он и искусственный разум, чтобы принимать весьма логичные и единственно правильные решения. Последней каплей, перевесившей чашу сомнений автомата, стало появление из-за угла вопящего обезъяногонщика, объятого пламенем, двух отчаянно кашляющих санитаров с полотенцами в руках, хлещущих ими воздух, потому как пена в огнетушителях давно закончилась, а Гонщик все еще полыхал, и грозной фигуры Ниночки со взлохмаченной шевелюрой и огнем в глазах. Нервы системы безопасности не выдержали. Да и у кого они выдержали бы в такой обстановке?

Магнитный замок щелкнул, взвыла тревожная сирена, полыхнули надписи и стрелки, указывающие на выход, и двери распахнулись. Ревущая толпа, сметая все на своем пути, вынеслась в больничный двор, и я едва успел отскочить в сторону, к буйно разросшейся живой изгороди, как людская река, бурля и перекатываясь, заполнила весь двор.

Мой квадрокоптер был уже рядом и призывно дергал меня клешней за рубаху, призывая к бегству, пока персонал не пришел в себя. Да, он был прав: медлить нельзя. Как говаривали еще римляне: «Промедление смерти подобно». И это вовсе не метафора, а потому я, припав к земле и стараясь не высовываться из-за кустарника, по-пластунски устремился за угол больницы. Мой путь отмечал назойливый квадрокоптер, рея надо мной и не закрывая рта, вернее, не глуша динамик. Я прикрикнул на него, чтобы он заткнулся и не мельтешил, потому как он лучше всякой метки, что ставят на электронных картах, указывал мое местоположение.

Квадрокоптер ретировался за угол и принялся наблюдать за мной оттуда, нетерпеливо поводя объективом. Когда мне удалось завернуть за угол здания, санитары и Ниночка уже взяли гудящую, колышущуюся толпу больных в широкое кольцо и отжимали к скамейкам. Больные толклись, словно загнанное стадо овец, но круг прорвать не решались. Да и зачем, собственно, если опасность изжариться миновала. Гонщика затушили, опрокинув на землю и засыпав его песком, и он лежал на травке в расслабленной позе с миной глубокого облегчения на физиономии, являя собой пример истинного блаженства.

Я поднялся с земли, отряхнулся как мог, одернул рубаху и огляделся кругом. Здесь, в больничном саду, корпус психиатрического отделения смыкался с высоким бетонным забором. Старые яблони щедро роняли пожелтевшую листву, ветки их сгибались под тяжестью крупных желтых яблок. И – все… Бежать некуда. И негде прятаться. Разве что зарыться в одну из сгребенных граблями куч прелой опавшей листвы. Или подойти к яблоне и хорошенько потрясти ее, чтобы яблоками по уши завалило. А потом лежать и думать о смысле жизни, в надежде, что про тебя забудут.

– Чего делать будем? – спросил я у квадрокоптера, засунув руки в карманы широких выцветших больничных штанов.

– Бежать, конечно! Чего спрашиваете? – тот от нетерпения крутанулся вокруг вертикальной оси.

– Куда?

– Туда, – квадрокоптер указал манипулятором за забор.