21 интервью

Ефремов: Есть очень много… Я хочу подобраться к Шекспиру, но только не сразу. И вообще, много классики интереснейшей. Я недавно перечитывал. Думаю, что такое, почему у нас немцев нету? Шиллер – это известный романтик, требует определенного подхода. Прочитал Гете. Замечательная пьеса. Потрясающая. Ни один из моих режиссеров в театре даже не заинтересовался. А я бы с удовольствием поставил. Там есть и второй план, есть и проблема, есть очень много, кроме поэзии. Так что нашлось бы, что ставить. Но, слава Богу, что есть Чехов. Им определяется XX век. Но, думаю, и XXI век во многом будет его.

Минчин: Кстати, вы не задумывались, почему такое количество «северников» занимались драматургией и почему драма занимала такое место в их жизни. От Ибсена до…

Ефремов: Ты знаешь, это как-то меняется. Как-то переходит центр тяжести.

Минчин: Но это сейчас, а я говорю о XIX веке.

Ефремов: В XIX веке то же самое. Надо как-то понять, исследовать. Я думаю, что это был период конца века, начало 20-го, и театр переживал, несомненно, какие-то изменения. Кстати, наши символисты в свои ряды включали Чехова. В результате можно понять многие черты символизма… Не знаю, вот сейчас Стринберг очень интересен, Ибсен – несомненно, не весь, но так или иначе надо, чтобы был на сцене. Для нас до сих пор закрыт мощнейший, я считаю, самый первый драматург и писатель – американский Уайлдер.

Минчин: Уайлдер, вы сказали, не открытый американский писатель-драматург?

Ефремов: Во многом перекликается с таким мироощущением, как несмирение, это не то слово, но приятие жизни, что сейчас, по-моему, необходимо миру, который все время вулканизирует, чего-то хочет: «Ребята, все равно есть жизнь!» И это слишком большой дар, который тебе отпущен. Вот, благодари судьбу, что тебе дан этот дар.

Минчин: Ваши близкие друзья по сцене и в жизни?

Ефремов:…Так не могу сказать, чтобы друзья. Были друзья, но тот же Евстигнеев, Рощин, который тоже уже сейчас немолодой. Поэтому сказать, что друг – слишком ответственное дело, это даже больше, чем жена.

Минчин: Наследники в искусстве?

Ефремов: Наследники в искусстве – это самое трудное, самое сложное. Для этого нужен какой-то большой комплекс всего. Сейчас я думаю, кто может повести Художественный театр? Для этого нужна какая-то жертвенность. А у современного поколения этого…

Минчин: Не любят приносить жертву?

Ефремов: Может быть, даже и так, а без этого в театре работать не надо.

Минчин: О личной жизни. Дети, жены, жизнь, три женщины, которых вы больше всего любили? Но ответьте!

Ефремов: Ну, была юношеская любовь. Она долго длилась. Потом были разные влюбленности. Первая жена моя Лиля Толмачева, она работает в «Современнике». Замечательная актриса. Дочь Настя от второй, неофициальной, жены Ирины Мазурук. Был такой полярный летчик, который получил первого Героя Советского Союза, это ее дед. После этого Алла Борисовна Покровская, которая родила Мишу Ефремова. Теперь Миша двоих произвел от разных, два внука – Никита и Николай. Настя родила троих. Прибавляется армия внуков. У нас с ними отношения серьезные, а вот с Мишкой иногда в силу, может быть, нервной организации или еще чего-то происходят страшные вещи, как в тот раз… Хотя он талантливый артист и режиссер с какими-то художественными идеями.

Минчин: Маэстро, все-таки повторю вторую часть вопроса: три женщины, которых вы больше всего любили?

Ефремов: Ну, я так не могу. Об этом вообще нельзя говорить.

Минчин: Анастасия была…

Ефремов: Вы так думаете?

Минчин: Я спрашиваю.

Ефремов: Была, да. Были и другие.

Минчин: Вы не хотите по именам?

Ефремов: Это же не меня только касается.

Минчин: После Покровской жен больше не было?

Ефремов: Нет. Причем мы разошлись, потому что сын стал совершенно взрослый. Объединяющего больше не существовало, и чтобы быть честными. Я так и сделал, потому что какие-то романы у меня, естественно, были, возникали, но если ты женат, то… Это Мастроянни мне говорил: в Италии здорово, что нельзя разводиться, потому что сколько же мне пришлось бы тогда жениться?!

Минчин: Оглядываясь назад; полвека в искусстве, что-нибудь вы хотели бы вспять – переделать, вернуть?

Ефремов: Наверное, наверное… Это связано, скорее всего, с бесцельными днями существования – жалеешь, что не ценишь жизнь в такой степени, когда уже ты в возрасте определенном, а не что-то конкретное.

Минчин: Если бы молодость знала, а старость могла? Это гениальная поговорка.

Ефремов: Вот это я и хотел сказать тебе!

Минчин: Вы фанатичный читатель. О ваших читательских пристрастиях?

Ефремов: Я всегда что-то читаю одновременно: то это, то то… Ненавижу пьесы читать, а их надо читать в силу своей работы.

Минчин: Хорошо. Театр – это эмоциональная вещь. Вы эмоциональный человек?

Ефремов: Естественно… Природа изучает еще.