Он очнулся, когда на траву перед ним легла его чёткая тень. Вздрогнул, посмотрел на часы. Прошло пять часов с момента ухода Мирона. Лохматый бросил тревожный взгляд на стекло — пятнышко всё ещё торчало на прежнем месте — переход был открыт. Но где же Баал? Лохматому показалось, что он ощущает его присутствие в направлении чуть правее оси своей тени, но расстояние он определить не мог. Почему он не вернулся вовремя? Пойти искать? И, с вероятностью, заплутать самому, не оставив никакой информации о том, что здесь случилось? Нет, так нельзя. Он выдернул из планшета блокнот и начал быстро описывать ситуацию. Мирон ушёл в тринадцать часов по Москве, сейчас — он снова посмотрел на часы — что за ерунда? Сейчас они показывали шестнадцать часов. Но он только что видел стрелку на восемнадцати! А если то же самое происходит с часами Баала и он просто не знает, что пора возвращаться? А если к тому же взбесился компас? Он схватил свой и проверил направление стрелки — она исправно показывала в точности на тот ориентир, который был выбран в качестве «точки севера». Но это ничего не значило — помехи могли быть временными. Лохматый задумался. Баал, находясь в долине и понимая, что приборы ему врут, не сможет определить, куда ему следует возвращаться — с вершины любого холма он будет наблюдать полностью однообразный пейзаж. Нужна привязка, нужен ориентир, заметный с любой точки в округе. Лохматый вскочил и принялся ослаблять крепление связки воздушных шаров. Ох, какие же они оба умники — не могли догадаться сразу же их повесить! Шарики послушно взмыли на длину растяжек. Оставалось ждать.
Здешнее солнце повернулось ещё на пару десятков градусов, когда, наконец, из качающихся кустов показалась песочного цвета бейсболка Баала. Длинноногий и нескладный, как лось, он, как и этот зверь, великолепно чувствовал себя посреди бездорожья. Лохматый ради любопытства посмотрел, что сейчас покажут его часы. Они показали пятнадцать, выходило, что Мирон отсутствовал в точности два часа. А компас? Кажется, с ним всё было в порядке.
— Сколько времени ты ходил? — спросил он у подошедшего Мирона.
— Как договаривались, — с удивлением ответил тот. — Два часа. А хорошо, что ты придумал шарики запустить — очень удобно топать. Я всё время на них оглядывался.
— Оглядывался? — Лохматый не понял. — Почему оглядывался? Ты же на них сюда шёл.
— И туда и сюда, я же говорю — очень удобно.
— Ладно, пошли отсюда.
Они быстро собрали вещи, оставили на память о себе в небе связку воздушных шаров и нырнули в переход. На своей стороне их часы дружно разбежались на пять часов. Выходило, что Мирон провёл в другом мире три часа, а Лохматый восемь. Они решили оставить эту загадку для Калины и Леонида.
Матрёна вернулась из института бледная и притихшая. Антон только собрался поделиться с ней недавно достигнутым пониманием нового приложения геометрии и роли Давида, но взглянул на девушку и в первую очередь поинтересовался, что ещё случилось?
— Ты не слушал новости?
— Нет. — Он развёл руками и улыбнулся. — Не до того.
— Метро взорвали, — буднично сообщила Матрёша.
— Всё? — не поверил Чёрный.
— Две станции, «Лубянку» и «Парк культуры».
— Вот как. — Антон помрачнел. — Значит, они всё же это сделали.
— Они? Кто они? — не поняла Матрёна. — Террористы?
— Да какие террористы? Силы. Мне это показали во сне, оба взрыва. Первый ведь был на Лубянке? Да?
— Да… — Она повесила куртку на вешалку и теперь расстёгивала сапоги.
— После этого поезда ещё ходили. А после второго — перестали ходить.
— Да, всё так и было. Откуда ты знаешь?!
— Я же сказал, во сне видел.
— И никого не предупредил? А если бы я там взорвалась?
— Не взорвалась бы. Седой говорил, что нас не затронет.
— Ах, говорил?! А остальные — пусть взрываются?! Ну, вы и гады! — Она так экспрессивно размахивала только что снятым сапожком, что Антон невольно отклонился, как бы его не задело. — Animali puzzolente sporca!
— Да ты чего, Лоренца? Сама подумай, как бы я мог предупредить? Числа не знаю, ничего не знаю, приду и скажу — мне сон приснился? И куда меня сразу пошлют? Тут тебе не прежние времена!
— Извини. — Девушка одумалась. — Я просто перепсиховала. Конечно, ты не мог ничего изменить.
Антон не стал говорить ей, что мог бы, если бы не поругался с Аристой. Он не собирался сдаваться, а это был всего лишь ещё один эпизод войны.
— Больше тебе ничего такого не снилось? — уже примирительно поинтересовалась Матрёна, возвращая на пол сапог.
— Нет. Больше ничего. Точно.
— Ладно, тогда пошли перекусим, расскажу кое-что.
— Пошли. — Заинтригованный Антон послушно последовал за ней на кухню.
— Как ты думаешь, как поклонялись богам, когда ещё не было храмов и статуй? — Девушка нарезала рулет с лимоном, и Антон не видел чёртиков, пляшущих в её глазах.
— Не знаю. — Он оторопел. — Никак, наверно, ещё не умели.
— Ничего подобного! Нашу Кали тогда мог представлять просто чёрный камень, или треугольная ямка в земле, или даже кучка земли. Главное — сам принцип!
— Тогда уже знали принципы нашей Кали?