2012 Хроники смутного времени

Крысы меня не пугали — на службе я на них насмотрелся вдоволь, а уходя на дембель, успел увидеть, как молодое пополнение из дальневосточных корейцев делает из крыс бешбармак. В батальоне этот бешбармак ели, кстати, многие — ели и нахваливали. Я не ел, но не из брезгливости, а банальной осторожности — мне казалось, что корейцы не прожаривают мясо как следует, а то, что крысы болеют вполне человеческими болезнями типа гепатита или носят в себе множество мерзейших паразитов, я знал еще из школьного курса биологии…

Кошке стало скучно таращиться на меня, и она сделала круг по комнате, принюхиваясь к новым запахам, которые я принес в ее жилище.

Потом она мягко запрыгнула на мою постель и нагло улеглась там в складках портьер, включив урчательный механизм на полную мощность.

Впрочем, уже через минуту она подпрыгнула едва ли не до потолка и унеслась в спасительную темноту коридора, а я стал озираться по сторонам, пытаясь понять, откуда доносится этот грозный механический голос:

— Сюда быстро вышли!.. Я сказал, сюда быстро вышли! Что непонятного я сказал?.. Сюда!! Быстро!! Вышли!!

Я подошел к окну и разглядел две фары милицейского «козелка», направленные прямо на окна регистратуры. Принесло защитничков на мою задницу!

Все страхи в момент улетучились, и я выскочил в коридор, по-прежнему залитый сиреневым сиянием, быстро пробежал по вестибюлю к выходу и наконец открыл двери парадного подъезда, замерев на пороге.

— Ты кто? — снова раздался механический голос из мегафона «козелка».

— Конь в пальто! — нагло ответил я. А чего их бояться? Я трезвый, ничего не нарушаю, а они мне тут хамят среди ночи.

Невидимый в свете фар патрульный скомандовал:

— Сюда иди!

— Сам сюда иди… — Я помахал ему рукой.

— Я не понял, мужик, ты чего, охренел?! — все так же через мегафон, на всю спящую улицу, поинтересовался мент.

— Да, охренел! — согласился я и еще раз ему помахал.

Я понял или, скорее, почувствовал в голосе своего механического собеседника нотки страха перед непонятным светом в пустом доме темного сквера. Обитатель такого непонятного места не может быть не страшным. То есть я — страшный. У-у-у!

А ментов всего двое, причем один, водила, сидит за рулем и ни за что не выйдет подстраховать коллегу, потому что патрульные менты нынче пошли трусливые и хилые. Это мне и Васильев с Палычем рассказывали, да и сам я в этом убеждался не раз и не два.

— Сюда иди, мужик! — грохотал мегафон, но это было так неубедительно, что я рассмеялся во весь голос.

— Пошли на хрен, придурки! — прокричал я навстречу слепящим фарам и ушел, тщательно запирая за собой двери.

Потом я прибежал в регистратуру и выключил там свет, чтобы можно было без помех наблюдать за ментами.

Менты растерянно молчали минуты две, а потом от «козелка» отделилась невысокая тощая фигурка и осторожно направилась к парадным дверям, замирая после каждой пары шагов.

Я прыснул и вприпрыжку помчался в вестибюль. Там я затаился в сумраке двойных дверей и попробовал бесшумно отпереть замок. Это удалось, и, когда мент, отлично видимый в свете фар и сиреневом мареве УФ-ламп, подкрался к самому входу, я присел за дверью и начал тихонько отворять ее менту навстречу.

Раздался ужасающий скрип, от которого я сам зачесался во всех местах — от таких противных высоких звуков лично меня всегда начинает как-то нервно знобить.

На мента это подействовало еще круче — он вдруг замер, выудил из кобуры пистолет и сдавленным голосом спросил:

— Стой, кто идет?

— За-а-а-че-е-ем ты-ы-ы про-о-о-они-и-и-ик в мо-о-ю-ю мо-о-гилу-у-у?? — гнусавым голосом пропел я, стараясь не высовываться — с этого мудака станется, может ведь и стрельнуть на звук…

Мент выслушал мою арию с таким выражением лица, что я сразу понял — проняло кретина до печенок. Поэтому, когда я почувствовал возле своих ног мягкое шевеление, сам чуть не помер, только уже от смеха. Я цепко схватил излишне любопытную красавицу за теплое пузо, положил себе на ладонь и тут же швырнул ее из-за распахнутых дверей навстречу менту, как в кино партизаны швыряют последнюю гранату в надвигающийся фашистский танк;.

Кошка полетела в молчаливом изумлении, зато мент громко и гулко икнул в ночной тишине, после чего тут же побежал к «козелку», истерично скользя разъезжающимися ногами по влажному от росы газону.

Я услышал стук захлопывающейся двери и хриплый рев движка отъезжающей машины.

Тогда я выглянул во двор и увидел задние габариты удаляющегося на сумасшедшей скорости «козла». Я пошло загоготал, как телезритель «Аншлага», потом встал во весь рост и начал бить себя в грудь, теперь уже грозно рыча на всю улицу, как Кинг-Конг перед завтраком.

Возвращаясь к себе в регистратуру, я сожалел только об одном — ни Палыч, ни Валера в мой рассказ ни за что не поверят. Я дословно знал, что они скажут: «Вечно ты, Тошка, придумываешь всякую фигню…»

Глава четвертая