Тут подал голос Васильев, доселе скромно сидевший на розовом пуфике в углу, закрытый продуктовой тележкой с головой:
— А где же ваши остальные… м-м… гости?
— Девчонки-то? Сейчас придут. Они пошли по дому гулять,— отозвался Семен.
— И не страшно им? — Я вспомнил свои приключения здесь.
Семен и Коля с недоумением уставились на меня: :
— А кого тут бояться? Бомжей и гопников еще вы в свое время отвадили, а всякую одиночную шушеру мы тут гасим в один удар.— Семен показал глазами на стойку возле двери, на которой, помимо моей исторической монтировки и бейсбольной биты, лежали еще металлические нунчаки и милицейская дубинка.
— Ну, и еще кое-что у нас имеется… — впервые за этот вечер подал голос Николай, поднимая подол своей рубахи. Я увидел револьвер, небрежно воткнутый за брючный ремень.
— Боевой? — насторожился я.
— Газовый, но такой,., э-э… как бы усиленный… В общем, дробью шмаляет так, что двери пробивает,— с гордостью пояснил Николай.
— Нас тут в районе уважают,—– похвастал Семен.— Если где рядом заварушка, к нам за помощью бегут.
— Ну а вы? — с интересом спросил я.
— А мы — помогаем! — бодро ответили оба студента, расправляя широкие плечи под восхищенными взглядами своих подруг.
— Короче, тимуровцы, мля,— бросил вполголоса Валера, то ли с укоризной, то ли с гордостью за родной Политех.
Тут в коридоре послышался отчаянный визг, а потом дружный взрыв здорового девичьего смеха.
Дверь распахнулась, и в комнату влетела смешная рыжая девчонка в каких-то совершенно минимизированных джинсовых шортах и отважно распахнутой белой блузке. Девчонка сначала с размаху захлопнула дверь, а потом прислонилась к ней спиной и, обреченно закатывая глаза, сказала в пространство:
— Как же они меня напутали, эти противные мерзкие сучки! Я в этом долбаном коридоре на втором этажечуть не описалась от страха!
Тут девушка заметила в комнате посторонних и сразу посерьезнела, вопросительно поглядывая то на меня, то на Семена с Николаем:
— Это ваше начальство, да? — и, уже глядя только на меня, торопливо добавила: — Мы не хулиганим, не волнуйтесь! Мы сейчас уйдем!
— Лично я тоже не прочь похулиганить,— отозвался из-за тележки Васильев, и девица с вежливым внима ием на лице посмотрела в его сторону.
Я с восторгом разглядывал незнакомку, и в моей, вдруг посвежевшей и совершенно проснувшейся, голове крутилась только одна и, разумеется, пошлая мысль — неужели они делают это на одном, пусть и большом диване?.. Я вот так не умею и не хочу — мне понадобится, как минимум, изолированное помещение. Но найдется ли в доме подходящая мебель?
— А что, у вас тут только одно жилое помещение? —вдруг деловито спросил у Семена Палыч, и я повернул голову, чтобы посмотреть на приятеля. Так и есть,Игорь с откровенным, прямо-таки животным вожделением таращился на рыжую.
Ну уж нет! Перебьется! Что же это делается, граждане! Впервые за три месяца усталый работяга видит симпатичную барышню в подходящей обстановке, и вот те раз — эту девочку тут же пытаются увести…
— Насчет похулиганить — это надо ко мне обращаться,— веско начал я, поворачиваясь к рыжей самым своим выигрышным ракурсом, то есть в профиль.— Вот как-то гуляю я по Лазурному берегу, чуть правее Ниццы, а тут навстречу Абрамович с женой несется. Ну, конечно, замечает меня и останавливается в изумлении. И говорит…
— А говорит он вот что: отчего ты, Тошка, до сих пор водку не открыл!.. Она же стынет! — перебил меня Васильев, смело выдвигая из-за тележки свое сутулое туловище навстречу судьбе. Тоже, значит, заметил красавицу, Пинкертон самоходный.
Рыжая скользнула по Валере равнодушным взглядом и повернулась ко мне, доверчиво хлопая мохнатыми ресницами:
— Да? И что там Абрамович? На пиво-то удалось перехватить?
Я с удовольствием смерил ее восхищенным взглядом и отрицательно покачал головой:
— Я ему одолжил только сотню. Он ведь мне, зараза,
еще с прошлого года штуку никак отдать не может.
Рыжую звали Ленкой, и вообще это было какое-то наваждение — мало того что она была похожа на мою Ленку, так она еще оказалась студенткой ЛГУ, причем тоже с филфака. Везет же мне на образованных барышень!
Впрочем, в отличие от моей Ленки рыжая Ленка к Питеру никакого отношения не имела, а прибыла к нам на учебу из некоего города Каратау, что находится в Республике Казахстан.
Когда мы расселись со стаканами на гостеприимном диване, а Васильев налил нам всем водки, Лена в двух словах рассказала мне историю своей жизни:
— Я из семьи немецких переселенцев. Поэтому моя фамилия Клят. В переводе с немецкого — «замечательная».
— Ну, это ты преувеличиваешь,— заявил я, хмурясь изо всех сил.— Вот, помню, гуляю я по Лазурному берегу, а навстречу мне замечательная Наоми Кэмпбелл ковыляет. Туфли за штуку евро ногу ей натерли, вот она в них и ковыляет уныло. Ну, а я ей и говорю…
— Жаба ты противная! — опять встрял Васильев, сидя на розовом пуфике напротив и ревниво глядя на нас с Ленкой.— Сколько можно парить мозги бедной девушке! Говори уже правду — третий брак, четверо детей, алименты задолбали…
Я с возмущением поднял глаза на Васильева и показал кулак.