— Да, — согласился я. — Это интересно. То есть ты хочешь сказать, что какие-то изменения мы можем воспринять как нечто вполне нормальное, потому что изменится наша память?
— Именно, — согласился Антон. — Я не говорю, что все дойдет до той степени, что описал Шекли, — он все намеренно утрирует. Но мы действительно можем не замечать каких-то вещей, воспринимать их как нечто само собой разумеющееся.
— При этом еще неясно, хорошо это или плохо, — вставил Калина. — Потому что если однажды подобные изменения начнут происходить в массовом порядке, то неизвестно еще, что лучше — видеть, осознавать изменения и на этой почве съехать с катушек или не замечать наступающего хаоса, воспринимать мир обыденным и нормальным и тем сохранить свое душевное спокойствие.
— Фишка в том, что проще всего будет выжить тем, кто сможет принять новый мир таким, каков он есть, — добавил Антон. — Если сейчас весь тот сюр, который ты сам уже видел в зонах, существует только там, то вскоре он выйдет за пределы зон. Все это будет происходить прямо здесь, в городах, на знакомых нам с детства улицах, в наших домах и квартирах. И спрятаться от этого будет просто негде.
— Я так и не понял, что именно будет — природная катастрофа или соединение разных реальностей? — спросил я, глядя на Антона.
— Что будет реально, не может пока сказать никто, — ответил Черный. — И любые прогнозы — это только прогнозы, какими бы точными они ни казались.
— Я вижу несколько вариантов, — сказала молчавшая все это время Маша. — В одном из них этот дом сгорает. В другом здесь идет стрельба, но нас здесь нет — за дом бьются две какие-то банды. В третьем дом просто разграблен, в нем выбиты стекла. И так далее. При этом я не вижу ни одной реальности, в которой этот дом сохранился бы. Вот эта картина, — она не глядя указала на стену, — будет пробита выстрелом из охотничьего ружья.
— Ты видишь ее? — тихо спросил я, пораженный словами девушки. — Эту картину?
— Это сложно назвать видением, — ответила девушка, — Я просто знаю, что она там висит.
— А если я ее завтра продам? — спросил Черный. — Или просто сожгу — сейчас, в камине?
— Я и говорю о том, что вариантов много, — не стала спорить Маша. — Но одно остается неизменным: этому дому предстоит пережить тяжелые времена. Уж извини. — Она виновато улыбнулась.
— А что будет вообще со страной? — поинтересовался я. — Какие ты видишь варианты?
— Вижу хаос, разруху. Людей пытаются куда-то эвакуировать, в городах хозяйничают банды. Ночью видно зарево пожаров. Топливо на вес золота, из-за канистры бензина могут убить. Да и просто так могут убить, жизнь человека ничего не стоит. Нет милиции, армия занята охраной стратегических объектов, да и та постепенно разбегается. В других реальностях все почти то же самое.
— Но есть хоть одна более-менее хорошая реальность? — снова спросил я.
— Есть, — кивнула девушка. — Но я не хочу о ней говорить.
— Почему?
— Есть такая примета: если расскажешь о чем-то хорошем, то оно, скорее всего, не сбудется. Поэтому я не хочу говорить об этой ветке реальности. Может быть, тогда все пойдет именно по этому сценарию.
— Но он действительно хороший?
— Скорее, это меньшее из зол, — уклончиво ответила Маша.
— Видишь, как все сложно? — Антон задумчиво смотрел на меня. — Мы знаем, что будет какой-то катаклизм, знаем те или иные сценарии его развития — какие-то похуже, какие-то получше. Но что будет на самом деле, нам неизвестно. Но уже сейчас мы видим признаки надвигающихся перемен, их становится все больше и больше.
— Но ты ведь говорил, что можно спрятаться в другом мире?
— Верно, — кивнул Антон. — И мы готовимся к этому — на всякий случай. Уже сейчас мы готовим какие-то схроны с провизией, топливом, оружием. Со всем тем, что. нам может понадобиться через несколько лет. Потому что потом, когда начнутся катаклизмы, всего этого будет просто не достать.
— Да, это понятно, — согласился я. Немного помолчав, спросил: — Можешь еще что-нибудь рассказать о признаках перемен?