2008_1-2 (551)

Ответа на письмо от Сталина он не дождался. И записал: «Есть у меня мучительное несчастье. Это то, что не состоялся мой разговор с генсекром. Это ужас и чёрный гроб. Я исступлённо хочу видеть хоть на краткий срок иные страны. Я встаю с этой мыслью и с нею засыпаю». Вроде наркомана на игле, пардон.

Б. опять ждёт визы. Отказ. Ему стало плохо; вновь пишет Сталину. Мадам относит его в ЦК. Без ответа.

Параллельно текла другая жизнь. И надо сказать, совсем неплохо. А местами и вовсе припеваючи. Правда, было это уже позже, в конце 30-х. «Обедали в «Национале», М.А. говорит, что кухня хорошая. У нас Федоровы — винтят, они принесли шампанское. Сидели до 5 час. утра. М.А. отдыхал за игрой». «Легли мы около пяти — с разговорами обычными. Обедал Н. Эрдман, после обеда — биллиард до 10 вечера. Легли около 6 часов, встали поздно. После завтрака играли на биллиарде… Обедали в ССП, ели раков. Ну и типы там в столовой попадаются».

«Дикая мигрень у Б. А всё от того, что ложимся спать каждый день под утро. Из-за мигрени пришлось не идти смотреть Уланову… Биллиард. Ужин, стерляди. Вечером пошли играть в винт к Файко», «постоянный возврат к одной и той же теме — к загубленной жизни Б. У М.А. мрачное состояние». «В диетическом толчея безумная, купили икры — 60 руб. кило…Клуб писателей — прелестно ужинали — икра, свежие огурцы, рябчики, с Михалковым и Эль-Регистаном пили кофе». «Миша за ужином говорил о «Мастере» — вот скоро сдам, пойдёт в печать. Все стыдливо хихикали… Миша сидит над пьесой о Сталине», «полотёр, уборщица, мальчик на подмогу, домработница — словом, ад. Миша сбежал на целый день».

Сказано ведь, что интеллигенция — это соль нации. Ежели её не будет, нам нечем будет посолить кашу.

Вскоре непризнанный гений замахнулся на Мольера, ибо Маяковского сравнивали с данным автором. Миша сказал себе: «Я покажу вам, каков действительно Мольер и кто сегодня может сравниваться с ним по справедливости», и опять, блин, осечка. «Мольера» посоветовали переделать — слишком развязный тон. Горький согласился, что роман нужно дополнить историческими материалами, изменить «игривый» стиль, это несерьёзная работа. «Станиславский считает, что спектакль и пьеса требуют доработки. Односторонняя обрисовка характера Мольера, принижение его образа как беспощадного обличителя буржуа, духовенства, шарлатанства», — жалуется Мишель Б. «Слишком много интимности, мещанства, а взмахов гения нет. Это мне совершенно неинтересно, что кто-то женился на своей дочери», — возмущён Станиславский.

Елена Сергеевна пишет, что Миша Б. мечтает о большой и тихой квартире. В Нащокинском непризнанному мастеру всех копыт дали всего-то 47 метров, а он хотел 60. Тут же записывает сладострастно о чудачествах Станиславского, якобы самодурстве его, собирает сплетни. Короче, Станиславский отказался выпускать «Мольера». Тут и В.Вересаев по поводу пьесы о Пушкине, которую Мишук состряпал как блин, просит снять его имя с соавторов. «Я теперь без содрогания не могу слышать слова — Пушкин — и ежечасно кляну себя за то, что мне пришла злосчастная мысль писать пьесу о нём». Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! Так вообще бы лечиться надо г-ну в гризли, а не графоманствовать, однако. Да и театр из Харькова потребовал от Миши вернуть аванс за неразрешённую пьесу о Пушкине и подал на Б. в суд. А авансик-то, тю-тю, весь на икорку пошёл чёрненькую.

Булгаковы вновь подают анкеты за границу, а также заявление на обмен своей квартиры на четырёхкомнатную в писательском доме, жалуясь на слышимость, просят низкий этаж. Елена Сергевна: «Я всё время думала о Сталине и мечтала о том, чтобы он подумал о Мише, и судьба наша переменилась». Какова верная Маргаритка, аж ноги подкашиваются, повезло же Михасику! «Разговариваем о своей страшной жизни. Испанские события меня не интересуют. С меня достаточно моей жизни. Вечером М.А. на «Кармен».

«У него почти не было времени писать, — жалуется себе мадам. — Утром мы вставали, пили кофЭ и он уходил на репетиции — часам к пол-11. Вечером почти всегда были гости — и при этом мы везде ходили, бывали на всех новых постановках!».

Ну и ходили бы, бывали бы, мёд-пиво пили бы… при чём здесь литература и ваши личные мечты о загранице, славе, квартире, Сталин.

…Он продолжал писать «Мастера», наконец, роман окончен. И что же? Почти никто не понял о чём это. Что бы сие значило? где смысл? кто эти идиоты? При первых же чтениях роман оказался полной ерундой, ну, тупые… Даже такие профи, как Ильф и Петров, сказали: «Уберите «древние» главы — и мы берёмся напечатать». Булгаков побледнел, ибо был поражён неадекватностью реакции тех, кого числил среди профессионалов.

Верная жёнка заносит в дневник: