2008_1-2 (551)

Где-то лаяли страшные псы,
А луна заливала округу,
И хрустели травой жеребцы,
И сверкали, и жались друг к другу.

Тут каждая строка вызывает вопрос. Во-первых, почему «страшные псы»? В ночное обычно брали деревенских собак. Так что это свои собаки. Что страшного в своих Жучках и Бобиках? Во-вторых, если во всю светит луна, то почему воздух назван тёмным? В-третьих, почему хрустели травой только жеребцы — а кобылы? В-четвертых, чем сверкали жеребцы? Не тем ли, что у них под брюхом? Хорошо бы прояснить.

Или вот с большой симпатией (она «культуру творит»!) изображена поэтом

Старуха, что зелье варит
И бормочет обрывок напева…

Какая там культура? Это по всем данным ведьма или Баба-яга какую-то отраву варит.

Впрочем, всё это досадно, но пережить можно. Серьёзней обстоит дело с такими строками:

Вызываю огонь на себя,
Потому что уверен: друзья
Через час подойдут на подмогу,
Потому что, сбираясь в дорогу,
Я об этом друзей попросил…

Автор и критик просто не понимают выражение «вызвать огонь на себя». Не знают, что тут имеется в виду огонь своих, а противник и без всякого вызова по тебе шпарит. И означает это почти верную смерть, самопожертвование ради успеха той или иной операции. А в стихах — расчётец: придёт подмога, я заранее договорился… Нет, всё это написано не журавлиным пером…

21 декабря — юбилейный вечер Станислава Куняева в Центральном доме литераторов. Корреспондент «Правды» говорит имениннику: «Это день рождения Сталина и день памятной дискуссии «Классика и мы» в ЦДЛ, инициатором которой были вы (Нет, инициатором был П.Палиевский, пригласивший Куняева. — В.Б.). Эти даты для вас как-то соотносятся?» Да, да, конечно, несомненно, подхватывает юбиляр. «Дискуссия произошла 21 декабря 1977 года совершенно не случайно. И сегодня я совершенно сознательно решил отметить своё 75-летие в этот же день» («Правда», 27.11.07).

Юбиляр хочет убедить нас, что если не всю жизнь, то уж не меньше тридцати лет является пламенным почитателем Сталина. Увы, на 76-м году память нередко отшибает. В его воспоминаниях нет ни слова о сознательном выборе дня той дискуссии — скорее всего, как тогда, так и теперь, какой день администрация Дома дала, тот и взяли. Там же очередь! Это я по своим вечерам знаю. Но зато в воспоминаниях есть цитатка из статьи тех дней какого-то Жака(?) Амальрика в парижской газете «Монд» (известного Амальрика звали Андрей): «Деталь, немало говорящая о смысле, который хотели придать дискуссии её организаторы: именно 21декабря родился некий Джугашвили» (Цит. соч., с.215). Так что, сей многозначительный «выбор» не родился в умах и сердцах организаторов, а навязан был тогда из Парижа каким-то Жаком. Имя Сталин в ходе дискуссии ни разу и не упоминалось. А уж в устах Куняева, да ещё в положительном контексте оно вообще было немыслимо.

В самом деле, что там 1977 год! Даже в цитированных воспоминаниях, вышедших в 2001 году и переизданных в 2005-м, всего два года тому назад, Куняев всё ещё то и дело глумится над Советской властью и Сталиным. При этом он использует едва ли не полный набор замшелых и тупых радзинско-сванидзевских штампов — от таких, как «…Мы разрушим до основанья, а затем…», «Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гёте», от уверения, будто «школьные учебники уродовали вкус» до ярлыков о «джунглях социализма», «бесчеловечности сталинского социализма», о «гибели миллионов», о социализме как «системе геноцида», наконец, до превращения самого имени Сталина в злобное ругательство «сталинёныш» — его он навешивает на ненавистного Е. Евтушенко.

А вспомнив «наёмных убийц», за коими, по Солженицыну и по его расчётам, тысячи и тысячи жертв при строительстве Беломорканала, и тех, кто «воспевал убийц», Куняев гневно восклицает: «Вот они, настоящие сталинисты! Что бы делал Сталин без Ягоды, Бермана, Френкеля, Фирина, Раппопорта, Шкловского, Безыменского, Инбер, Авербаха?..» (Т.1, с. 377). Заменив здесь Ягоду на Ежова, Бермана — на Берию и т. д., с какой радостью подписался бы под списком таких «настоящих сталинистов», допустим, тот же Радзинский. Так-то вот… Не Молотова и Кирова, не Жукова и Василевского, не Курчатова и Королёва, не Шолохова и Твардовского, а именно еврейских «наёмных убийц» — что бы он делал без них! — считает Куняев опорой Сталина в строительстве великой державы. Иначе говоря, суть великой сталинской эпохи он видит не в стремительном взлёте страны до уровня сверхдержавы, а в репрессиях 30-х годов. Это именно то, что давно уже твердят нам Познер, Сванидзе, Жириновский, почему-то проклинаемые Куняевым. Ведь любой из них под этим подпишется.