2.Недели Триоди Цветной

Направляясь к храму, Христос проходил мимо овчей купальни, так называемой по-еврейски Вифезда, т. е. “дома милосердия.” Это был один из тех водоемов, которыми изобиловал древний Иерусалим. Где он собственно находился, с точностью неизвестно; но новейшие археологические открытия по-видимому дают возможность предполагать, что он был в северо-западном углу храмовой ограды. Там открыт водоем, который был высечен в скале и имел 23¹/₂ сажени в длину и около семи сажень в ширину, причем посредине разделялся особой каменной стеной на две половины. В этом водоеме еще и теперь просачивается вода, свидетельствующая о подземном источнике; но он завален мусором и потому вода в нем не пригодна для употребления. Совершенно в ином состоянии он находился во времена Христа. Высеченный из скалы_; с большим трудом и предназначенный главным образом для омовения внутренностей приносимых в жертву животных, этот водоем имел уже по самой своей близости к храму священное значение и содержался в чистоте. Но он славился и еще более важным преимуществом перед другими водоемами, именно: чудесной целебностью своей воды, которая под таинственным влиянием ангела приходила по временам в необычное брожение и волнение и давала исцеление от разных болезней тому, кто имел возможность первым воспользоваться благоприятным моментом и искупаться в ней.

Это чудесное свойство воды в овчей купальне естественно привлекало к ней множество всякого рода больных, которые и ждали с нетерпением желанного момента. Частная или общественная благотворительность дала возможность построить особый приют для страдальцев, именно пять крытых галерей, которые собственно и назывались “домом милосердия.” Великий Врач душ и телес не преминул посетить это обиталище страждущих, и тут Его Божественный взор пал на одного страдальца, который представлял собою, так сказать, воплощение страдания и безграничного отчаяния. Это был расслабленный, т. е. разбитый параличом, больной, который вот уже тридцать восемь лет нес на себе страшное иго своего недуга.

Тридцать восемь лет! — целая жизнь страдания и безнадежного горя. Еще в цветущей молодости, когда жизнь только что развертывалась перед ним со всеми своими надеждами и прелестями и когда он, как и естественно для молодого человека, строил планы для будущего, самонадеянно полагаясь на свои силы и свое богатство, его неожиданно поразил таинственный удар, превративший цветущего юношу в преждевременную развалину. Неизвестно, подготовил ли почву для этого бедствия сам он своей неумеренной жизнью, наподобие блудного сына, но во всяком случае иудеи всегда связывали подобные бедствия с тайными или явными грехами, и потому больной, кроме телесного страдания, нес еще и тяжкий душевный укор, который невольно читал в глазах прохожих. Сначала он еще не терял надежды на выздоровление и обращался к врачам, на которых истратил все свое состояние;[281] но все было напрасно, и уже обнищавший и оставленный всеми он приполз к целебному источнику, ожидая теперь исцеления единственно от воды и Божьей милости.

Но и находясь у целебного источника, он с грустью видел, что не в состоянии воспользоваться им: когда наступало возмущение воды, он не только не имел силы сам вовремя спуститься в купель, но даже не имел и такого близкого человека, который помог бы ему первым погрузиться в целебную влагу, и потому ему оставалось только с сердечной болью и отчаянием видеть, как другие раньше его успевали воспользоваться благоприятным моментом и выходили из воды здоровыми. И вот расслабленный телом и с разбитым сердцем, потеряв всякую надежду на возможность исцеления, он много уже лет лежал на своем одре, представляя собой не более как “не погребенного мертвеца” который даже забыл, что значит жизнь, и для которого лишь в отдаленном прошлом как мимолетный сон в неясных очертаниях рисовалась греховно прожитая юность. Если и вообще тяжело состояние подобных страдальцев, то страдание их становится еще более ужасным в праздники, когда вокруг их люди более обыкновенного наслаждаются благами жизни.

И можно представить себе, что чувствовал несчастный Иар (таково пo древнему преданию было его имя), когда он таким образом в радостный день праздника Пурим, оставленный всеми, как бы заживо отпетый, угрюмо лежал на своей бедной постели. He ожидая никакой радости от окружающего мира, который напротив самым видом своим лишь возбуждал в нем горечь безнадежно-погибшей жизни, он весь ушел в себя, в свой внутренний мир, стараясь хотя в нем найти забвение от своего страшного недуга.