Наконец, помимо всех указанных логических и исторических несообразностей и противоречий, теория Кейма наравне с теорией Ренана встречается еще с одним затруднением, которое непреоборимо для них. Были ли видения Христа ученикам субъективными или объективными, во всяком случае обе теории стоят на том предположении, что собственно тело распятого так и осталось безжизненным трупом, подлежащим обычному тлению. Но в таком случае со всей знаменательностью возникает вопрос: что же сталось с телом Иисуса Христа? Нельзя затемнять этого вопроса какими-бы то ни было изворотами речи, что-де это не относится к делу, что теперь ничего нельзя знать об этом. A в таком случае, если гроб был еще запечатан, и тело Христа лежало в гробу, решительно невозможно было, чтобы даже и ученики могли придти к мысли, что Господь воскрес. Мало того, если Он оставался в гробу, то как объяснить, почему Его враги прямо не сослались на гроб, на лежащий в нем труп, чтобы таким образом положить конец всем россказням о воскресении, всем мечтаниям и всем видениям? Странно, в самом деле, что враги христианства, — a они были столь же решительны, как и умны, — не воспользовались этим простейшим средством для того, чтобы уничтожить все христианство? Неужели они не имели никакого интереса в этом отношении? Проповедь о воскресении была прямо нападением на верховный совет, на вождей иудеев, заключала для них тягчайший укор, какой только можно было сделать иудеям, именно укор, что они умертвили Мессию; a между тем эти иудейские вожди оставались безмолвными или ограничивались заявлением, что это неправда, или прибегали к таким неосновательным возражениям, как то, что Его-де украли ученики, между тем как в их распоряжении находилось наипростейшее средство оправдать себя, именно, открыть гроб и указать на лежащий в нем труп.
Все это кажется в высшей степени странным и невероятным. Очевидно, гроб был действительно пуст. Но затем мы спрашиваем дальше: кто же удалил тело из гроба? И тут опять нельзя ограничиться простым заминанием вопроса и указанием на таинственность и невозможность разъяснения ее для настоящего времени. Тут могут быть только три возможности: Его взяли из гроба или Его враги, или Его друзья, или, наконец, кто-нибудь третий, неизвестный.
Его враги? — Но это невозможно, потому что иначе они сами сказали бы об этом.
Его друзья? Это одинаково невозможно, потому что тогда они были бы обманщиками самого низкого свойства и, можно надеяться, что нет такого честного человека, которому нужно бы доказывать, что ученики не принадлежали к такого рода людям.
Следовательно, остается третий, неизвестный, который, без ведома учеников, по какому-то неизвестному побуждению, удалил тело Иисуса Христа из гроба и, по какой-то неизвестной причине, умолчал об этом впоследствии. Если бы этот человек не сделал этого или только не умолчал бы о своем поступке, — тогда-де не могло бы возникнуть и веры в воскресение. Достаточно бы единого слова со стороны этого неизвестного человека, — и вера в воскресение была бы невозможна, христианство не возникло бы, все течение мира, вся история человечества были бы совершенно иными. Все, очевидно, зависит от того случая, что таинственный незнакомец пришел к мысли, неизвестно ради чего, взять тело Иисуса Христа из гроба, все зависит от еще более странного случая, что он навсегда умолчал о своем поступке. Если можно представить себе это, если кто-нибудь найдет это мыслимым, если кто-нибудь столь знаменательный поворот в истории человечества, все течение мировой истории, может связать с подобным случаем, тот пусть сам рассматривает основательность подобного взгляда; но, во всяком случае, с серьезной точки зрения бесполезно терять даже и слова на его опровержение.
Таким образом, остается третья часть альтернативы, по которой вера учеников в воскресение Господа Христа основывается на том, что Он действительно умер и воистину воскрес из мертвых.
II