2.Недели Триоди Цветной

Семь недель прошло со времени той Пасхи, которая ознаменовалась страшным смятением по случаю распятия Христа, сделавшегося жертвой неверия и злобы вождей избранного народа. Враги Его ликовали, полагая, что все это неприятное для них дело потушено навсегда. Правда, им известно было, что с Распятым произошло что-то необычайное, так что даже воины — язычники, не имущие упования воскресения, в страшном переполохе сообщали им о непостижимом для них восстании Распятого; но они успели замять и это, прибегнув к помощи того презренного, но всемогущего металла, который так нередко служил им добрую службу. С того времени ничто не смущало их совести, и если до них доходили слухи о явлениях Христа своим ученикам, то они, на подобие новейших рационалистов (ведь неверие всегда имеет одну и ту же, крайне узкую логику умозаключений!), вероятно, утешали себя высокомерно пренебрежительным рассуждением, что эти явления не более как плоды расстроенного воображения и потому их нечего опасаться: призрак не может уже причинить им такого беспокойства, какое причинял живой Иисус — до Своего распятия, и они с усыпленной совестью, настолько она может уснуть в преступной душе богопротивников, готовились к новому великому празднику — Пятидесятнице, предполагая отпраздновать его на славу, так как теперь некому уже было нарушать своими обличениями их лицемерно праздничного благочестия.

Как в древности, так и теперь, время от Пасхи до Пятидесятницы есть страдная пора в Палестине. По низменным долинам жатва начиналась уже с половины нисана, так что первые колосья ячменя приносились в жертву уже во второй день Пасхи. Постепенно переходя из долин к горным возвышенностям и к разным родам хлеба, жатва обыкновенно заканчивалась в первых числах сивана (июня), когда на полях добирались последние колосья пшеницы. Это окончание жатвы и освящалось праздником Пятидесятницы, когда в жертву приносились Господу, подателю всяческих благ, хлебы из новособранного зерна, а также и отборные животные из стад, по установлению закона.[572] Сначала Пятидесятница только такое и имела значение, составляя скорее праздник природы, чем закона; но впоследствии вместе с ним стало связыватъся и воспоминание о даровании синайского закона, совершившемся через пятъдесят дней по переходе через Красное море, и под влиянием книжников, которые ставили своей задачей во все формы жизни вводить господство закона, такое значение его сделалось господствующим. Такое значение праздника и послужило причиной того, что Господь этот именно день избрал временем исполнения Своего обетования о Святом Духе, имевшем даровать Его церкви новый закон благодати. В виду такой важности праздника иудеи стекались на него в Иерусалим в таком же множестве, как и на Пасху.

Каждый из них считал своим священным долгом побывать в священном городе, чтобы принести в благодарность Богу за собранную жатву установленную законом жертву, и это считали для себя обязательным не только палестинские, но и внепалестинские иудеи, жившие почти во всех странах известного тогда мира. Поэтому в Иерусалиме около этого времени можно было встретить иудеев — строгих ревнителей закона, прибывших из Рима, Египта, Крита, Аравии, Месопотамии, из всех областей Малой и Западной Азии, — из “всякого народа под небесами,” а также прозелитов из разных языческих народов. И без того многолюдный и шумный, Иерусалим представлял в это время вид волнующегося моря людей, переполнявших и улицы, и дома, и окрестные возвышенности. Гул разноязычных говоров стоном стоял над городом.

В праздничные дни, когда во все ворота города входили непрерывные толпы богомольцев, осиротевшие ученики Иисуса Христа, по обыкновению собравшись в горнице, предавались молитве и невольно размышляли о пережитых событиях. Сколько событий, самых великих, страшных и радостных, совершилось на их глазах за это время! Ведь прошло только три с половиной года с тех пор, как Иисус Назарянин Своим властным словом оторвал их от их убогих занятий и они несознательно пошли за Ним, повинуясь лишь неодолимой силе этого слова, — но эти три года больше и важнее вечности! Все что они пережили за это время, возродило их духовно, и они, оставив теперь земные надежды, единственно жили только ожиданием обетованного им Утешителя Духа, который, возместив им Учителя, облек бы их, но обетованию, силой свыше и озарил их души светом разумения всех тайн премудрого Божьего домостроительства.