2-Герой-2

…Именно сейчас, услышав невозможный знакомый голос Матвей Кребень до конца понял апокалиптическое поведение Кирьяна Полугая. Остолбенение, охватившее все члены тела и духа войскового атамана, было столь болезненным, что Кребень застонал сквозь зубы. Прежде, чем в его легкие попала очередная порция кислорода, предыдущая успела напрочь выдохнуться, обратиться в яд и заметно отравить организм войтамана продуктами распада… Кребень недаром вспомнил Полугая, он думал о нем постоянно, и действительно, сопоставление трагических фигур Матвея Кребня и Кирьяна Полугая в пространстве нашей правдивой реконструкции напрашивается само собой. И тот и другой несколько раз за последние дни оказывались в приблизительно подобных эмоциональных ситуациях личности, но один выжил, а другой – нет; коренным различием между ними является врожденная устойчивость чувства юмора к внешним раздражителям, и чувство юмора (а значит – и сохранения личности) Матвея Кребня оказалось превыше ужасных чудес, произошедших вокруг него в марте 534 – оно выдержало все чудеса до единого, покидая войтамана только в самые отчаянные моменты, не вполне, и ненадолго.

Он сразу же узнал голос Хелен Джей и моментально поверил в то, что Ларкин необъяснимым, но достаточным образом оказалась в живых. Упрямая тварь все время находилась за кулисами событий и ожидала удобного момента для явления. Возможно, момент "сейчас, тотчас", выбранный ею для раскрытия инкогнито, не обладал абсолютной тактической целесообразностью, но Кребень, да и все, кто слышал ее голос, сразу физически ощутили, какого напряжения ей стоило до сих пор не вмешиваться… вряд ли последние три четверти часа молчания дались ей легче, чем несколько секунд гибели…

– Кто говорит, – сказал Кребень хрипло. – Я Большой Шеф Запада, войтаман Кребень – аноним – на связь!

– Перейди на служебную частоту Генштаба, Большой Шеф, – с большой презрительностью ответил ему женский голос. – Я не хочу чтобы ты себе свою волосатую попу подтирал своим удостоверением перед младшими чинами. Несолидно будет. Впоследствии.

Кребень мертвыми пальцами вставил в приемник дешифратора личную карточку, измазав ее кровью – дешифратор запищал, перестраиваясь. Частота уже была забита – кричал Бояринов:

– …повторяю, на связи, Мама, прием!

– Бригадир, прекрати орать, как баба, – сказала Ларкин. – Переведи на частоту свою картинку. Я хочу на тебя взглянуть. Кребень, вы здесь? Не хотите пообщаться воочию?

Кребень наклонился к селектору и прохрипел:

– Всем моим… отбой… нести боевое охранение… ждать приказаний… приступить к спасательным операциям… – и только потом, да еще и прокашлявшись, он заставил себя ответить голосу живой покойницы:

– Кребень здесь… назовитесь.

– А то ты не узнал. Генерал Ларкин, регистр ППС… да пошел ты, Кребень, тебе ли меня не узнать, ты же коды моих личных хранилищ передавал бандитам, ты, лично. Какой ты душка! Как поживает Ёся? А как твой язычок, казачок? Востри его, востри.

– Провокатору на линии, – сказал Кребень. – Вы находитесь на секретной частоте военного корабля, ведущего боевые действия. Таким образом, вы являетесь… преступником. Приказываю…

– Волчара, переведи к нему картинку, – сказала Ларкин. – Делай что сказала!

Кребень опомнился. Вино откупорено, чего ж ему, выдыхаться теперь? Он опомнился. Смех подступал изнутри в гортань, но если вы полагаете, что Матвей Кребень способен был на боевом мостике впасть в истерику – вы глубоко не правы. Жива! Нет, воля ваша, но это остроумно. Однако же, мы на работе. Текст-программер лежал под пальцами левой руки. Клавиатура на нем сенсорная, щелканья клавиш на том конце линии никто не услышит. Канал Генштаба не мог быть прослежен в аудиорежиме, но видеоряд, внедренный в канал, автоматически нарушал режим секретности. Спасибо тебе, Навь, за точный адрес. Жди гостей.

– Да… здесь Кребень. С большим удовольствием вас увижу, Хелен Джей, или как вас там… – проговорил Кребень. Видео со своего передатчика он решил в эфир не пускать. Если голосом Кребень еще владел, то на приличное выражение лица его уже не хватит.