1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером

Абсурд современности, бюджет мумии Ленина. Судьбу Мира определит неприсутствие России в мире. Богатство русской истории ужасными крупными фигурами – Грозный и Ленин ♦ Две революции в России внутри одной – большевистская и народная. Ленин соединил их в себе как вожде обеих ♦ Коммунизм от фашизма отличает творческое начало. Фашизм берет готовое европейское общество. Здесь нужна новая категория – «множество». Ленин ввел полуфабрикат множества в структуру власти. Государство Советов – гениальная управленческая идея. Народная революция, вводимая во власть, стала руководимой ♦ После смерти Ленина из платоновского косноязычия множеств формируется канон, также косноязычный.

Михаил Гефтер: Хуже быть не может, совершенный бред! В Мавзолей очередь, комендант Кремля при полной вытяжке говорит, уже полтора года нет средств на поддержание мумии Ленина. Не отпускают бюджет. Идет сбор добровольных средств на спасение мумии. Нет, для меня нехитрое дело отойти от современности. Сделать ее для себя безразличной. В сущности, неясно, что это у нас в России – промежуток или сразу полуфинал? Но пока сидит в тебе невыветрившийся безумец Петр Яковлевич, угадавший, что неприсутствие в Мире России определит судьбу Мира, задаешься глупейшими вопросами, одним за другим. Кому важно, был ли у Ивана Грозного маниакально оправданный мотив к уничтожению Новгорода? Кому важно теперь, что мы от этого потеряли? Ответа нет.

Глеб Павловский: Это важно для русского ума, который не состоится, если не будет об этом размышлять.

Конечно, колоссальна фигура Грозного. В нем что-то гамлетовское, совершенно не похоже на зловещее русское. Ужасная фигура, но очень крупная. Русская история богата такими непонятно откуда взятыми фигурами. Все маргиналы какие-то, не пойми что. И Ленин непонятнее всех.

Вот большевистская революция. Условно большевистская, включая заговор и так называемое восстание в Петрограде. Она самоорганизуется, сложным путем наследуя что-то от интеллигентов от XIX века, а отчасти – возобновленный Лениным универсализм. Но в совершенно другой редакции, чем представлял Маркс. Как приземлить универсализм, сделать его повседневным, ввести во власть, учредить? Все вроде идет навстречу. Огромная стихия народной революции в деревне, которая с лета 1917-го развертывалась параллельно. Смежность энергий человеческих типов.

Вся коллизия Ленина в том, что в какой-то момент и непостижимым образом, где, можно сказать, превалировала Божья воля, он соединил большевистскую революцию, ее коммунистический мессианизм с народной крестьянской революцией. Соединил собой и в себе как вожде обеих!

«Бывают странные сближения»⁴, – говорил Пушкин. Ленин отчасти борется с народной революцией в качестве лидера-демиурга большевистской, универсалистской коммунистической революции. А поскольку большевистская растет из народной, то в какой-то момент он начнет бороться и с народным большевизмом.

Вот это революционное наваждение, то народное, то коммунистическое – оно не делится на полочки, и оно вот-вот рухнет! Эту проблему Ленин находит возможным решать странным способом, выводящим за пределы той и другой, стравливая две революции между собой. Возникает ситуация, которую Ницше называл власть-власть. Уже не сама власть, а власть-власть, особый феномен. Здесь советский исток кардинально расходится с фашистским началом.

Разве в истоках фашизма низовая стихия не значима?

Понимаешь, надо бы ввести некоторые новые категории. Привычные категории – народ, общество. Сказать, что «народ – это стихия», неправда. Я вообще не понимаю, что такое «народ». Если «народ» значит просто «не-общество», тут, в России, все творится из других элементов.