1985

В фонетическом плане? В плане семантем и морфем? Давайте рассмотрим сперва фонетику. Если помните, существует много форм английского языка, и все они имеют равно респектабельные корни, но по обеим сторонам Атлантики мы принимает своего рода образованную норму – давайте назовем ее «английским диктором». Язык лондонских дикторов не слишком отличается от языка нью-йоркских. Нью-йоркский английский в плане фонетики консервативен: он ближе к английскому «Отцов-основателей» и «Паломника» или шекспировскому английскому. Лондонский английский сделал шаг в сторону изменения гласных. Так вот, я всегда утверждал, что если бы Чосер знал про нестабильность, присущую долгим гласным, то еще в XV веке смог бы предсказать, какой будет речь в XX веке. Например, он бы знал, что слово «mouse» – «мышь», которое он произносил на французский манер, в конечном итоге будет напоминать немецкий вариант. То есть сравнительно несложно предсказать, какие фонетические перемены произойдут в английском языке. Кстати, сомнительно, что фонетические изменения удастся затормозить, зафиксировав произношение через фильмы, кассеты и пленки. Разговорный язык имеет обыкновение идти своим путем. Рискну предсказать, как будут звучать к 3000 году гласные: все они имеют тенденцию сдвигаться к губам, приближаясь к звуку, какой мы издаем в конце слова «lava» и в начале слова «apart». Согласные с XI века изменились мало, и сомневаюсь, что многое изменится за ближайшую тысячу лет, но гласные будут все больше и больше походить друг на друга. Некоторые слова будут отличаться лишь последними согласными. Все это, наверно, звучит легкомысленно, но вы же хотели ощутить будущее…

А как в плане значений?

Вы обратили внимание на один любопытный и довольно трогательный момент в «1984»? Я говорю про склонность к деревенским метафорам и сравнениям, которую Оруэлл передал своим персонажам? О’Брайен говорит об отымании ребенка от материнской груди как о забирании яйца из-под несушки. О трех сверхгосударствах говорится, что они опираются друг на друга, как три скирды на сенокосе. Уинстон и Джулия не сомневаются, что птица, чье пение они слышали, именно дрозд. В этом романе, разворачивающемся в предельно урбанистическом обществе, слишком много сельского. И в языке будет происходить то, что уже происходит, а именно вытеснение сельских и природных реалий, так что названия различных пород деревьев не будут иметь большого значения: вяз, дуб или секвойя будут называться просто «дерево». Все птицы станут «птицей». Цветы – «цветком». Словарный запас будет становиться все более абстрактным, носители такого языка временами будут бунтовать против тенденции все более изобретательным сквернословием, но и бранные слова будут носить общий характер. На смену словам, так сказать, «от природы» возникнет обширный технический словарный запас – слова для обозначения частей холодильника, магнитофона и так далее. Но язык будет оторван от своих корней в плане фундаментального физического опыта. Это будет язык скорее мозга, чем тела.

А как насчет слов вроде «любовь», «честь», «долг», «бог», «верность», «предательство», «ненависть», «бесславие»?

В отсутствие традиционной системы нравственных ценностей крайне сложно будет придать подобным словам какое-либо точное значение. Уже сейчас каждому присовокуплены смутные эмоциональные коннотации, но ничего больше. И тут кроется опасность. Любой диктаторский режим может завладеть этими словами и извлечь выгоду из порождаемой ими эмоциональной реакции, но давать им собственные определения. «Бог – высшее существо. Я – высшее существо. Следовательно, я Бог». – «Да, мужик, но ты же вроде, как сам знаешь, не слишком по части духовности». – «Что ты подразумеваешь под духовностью?» – «Вот ты мне и скажи». – «С удовольствием».

Кестлер писал, что мы можем избавиться от национальной вражды, основанной на международных недопониманиях, только при наличии мирового языка. Такой язык возможен?

У нас уже есть мировой вспомогательный язык – английский. Это язык коммерции и воздушных сообщений. В тридцатых годах Огден и Ричардс создали усеченную разновидность английского, ограниченного приблизительно 850 словами, которую назвали «базовый английский». Британское правительство купило на него права, и как раз в этом Оруэлл увидел возможность ясного, простого и ортодоксального языка, который будет навязан народу государством. Внедрение своего рода «базового английского» во всех странах мира как второго языка, которому обязательно обучают в школах, допустимо. Но никогда нельзя позволить, чтобы он подменил собой основной язык.