1984

Справившись с очередным заданием, Уинстон пришпиливал скрепкой речепринтный текст к соответствующему номеру «Таймс» и помещал его в трубу пневмопочты. После чего движением, которое, пожалуй, стало уже автоматическим, комкал полученное указание, а с ним и любые заметки, которые мог сделать по ходу работы, и отправлял их во врата забвения – гореть и исчезнуть в огне.

О том, что происходило там, в этом сокрытом от глаз лабиринте пневматических труб, он в точности не знал, имея лишь самое общее представление. Все считавшиеся необходимыми исправления в конкретном номере «Таймс» собирались и соединялись, номер этот перепечатывался заново, оригинальный экземпляр уничтожался, перепечатанная копия занимала его место в архиве. Постоянной коррекции подвергались не только газеты, но и книги, брошюры, плакаты, листовки, фильмы, звукозаписи, комиксы, фотографии – любого рода литература или документация, способная иметь какое-то политическое или идеологическое значение. Прошлое день за днем, едва ли не каждую минуту приводилось в соответствие с современностью. Таким образом можно было документально доказать, что всякое сделанное Партией предсказание было истинным, а мнениям, конфликтующим с требованиями времени, никогда не позволялось попасть на бумагу. Вся история сделалась палимпсестом – пергаментом, с которого соскребался текст, возобновлявшийся по мере необходимости уже в другом виде. После этого доказать фальсификацию фактов становилось абсолютно невозможно. Самый крупный отдел Архивного департамента, много больший, чем тот, в котором служил Уинстон, был укомплектован людьми, обязанными по службе разыскивать и собирать любые устаревшие экземпляры книг, газет и прочих документов, подлежавшие уничтожению. Номер «Таймс», дюжину раз переписанный согласно изменениям в политической конъюнктуре или благодаря выявленным ошибкам в пророчествах Большого Брата, оставался на полках под своей исходной датой, и существование других экземпляров не допускалось. Книги также отзывались, переписывались снова и снова и опять издавались без указания внесенных изменений. Даже получаемые Уинстоном задания, от которых он избавлялся сразу после исполнения, никоим образом не указывали на предстоящий факт фальсификации: они всегда подразумевали исправление описок, ошибок, опечаток или ошибочных цитат, которые надлежало скорректировать в интересах точности.

Но на самом деле это даже не мошенничество, думал он, исправляя цифры Министерства достатка, а замена одной дурной цифири на другую. Бóльшая часть информации, с которой ему приходилось работать, не имела абсолютно никакого отношения к реальному миру – даже такого, какое имеет откровенная ложь. Статистические данные в своей оригинальной версии являлись столь же фантастичными, как и в версии исправленной. Внушительная часть его времени уходила на то, чтобы изгнать эти цифры из своей головы. Вот например, согласно прогнозу Министерства достатка, выпуск обуви за квартал должен был достичь 145 миллионов пар. Действительный объем производства составил шестьдесят два миллиона. Тем не менее, переписывая прогноз, Уинстон снизил этот показатель до пятидесяти семи миллионов, чтобы можно было, как обычно, отрапортовать о перевыполнении плана. В любом случае шестьдесят два миллиона были не ближе к истине, чем пятьдесят семь или даже сто сорок пять миллионов пар. Вполне возможно, что никакая обувь не производилась вообще. Впрочем, скорее всего, на самом деле никто не знал, сколько ее производилось, и, более того, не интересовался этим. Известно было одно: каждый квартал на бумаге производилось астрономическое количество пар, в то время как половина населения Океании обходилась вообще без обуви. И так обстояло дело в любом из разрядов регистрируемых фактов, великих и малых. Все они меркли в этом мире теней, в котором даже текущий год нельзя было определить с точностью.

Уинстон посмотрел на противоположную сторону коридора. Там, в такой же трудовой ячейке, темноволосый Тиллотсон старательно корпел над сложенной на его коленях газетой, почти что припав губами к мундштуку речепринта. Он явно старался передать свои слова телескану втайне от соседей. Тиллотсон на какой-то миг оторвался от работы, и очки его со злостью блеснули в сторону Уинстона.