1945

— А вот это, — встрял Ванник, убирая крохи веселья, которые проступили в его взгляде во время этого разговора, — сам расскажешь ему. А еще – все, чего он не знает.

— Рассказать – расскажу, — безрадостно согласился Потапов. — Но ведь сами говорили, документов на него нет.

— Есть вариант с книжкой СС, которая с портером Гитлера, — сказал Ванник.

— А как объяснить, почему у него такая, а не обычная солдатская?

Бочкарев, внимательно слушавший, решил встрять.

— К чему вообще документы?

Генерал и Потапов враз замолкли и повернули к нему головы с вопросительными непонимающими взглядами.

— Вот, к примеру, пленные, — поспешил пояснить Бочкарев. — Бегут из плена. Затем, после проверки, некоторое время обходятся без обычных документов, с какой-нибудь писулькой, на которой печать.

Ванник перевел взгляд на Потапова.

— Теперь понял?

— Так точно, — ответил тот. — Нешаблонное ситуационное мышление, согласен с вами.

— Даю тебе два часа. Расскажешь легенду, затем основательно пройдешься по штабу рейсхфюрера и нашему отделу. Да, и возьми солдатскую книжку Речкальцева, пусть выучит ее наизусть – от первой до последней страницы. Действуй.

— Слушаюсь, товарищ генерал.

Ванник, поднявшись с земли, ушел, а Потапов, приняв строгий и немного сердитый вид, повернулся к Бочкареву.

— Ну что, капитан. Начнем?!

Около десяти утра Бочкарев вернулся к своим разведчикам.

Белушев спал, Закаилов подремывал, Озеркевич наблюдал за окрестностями. Известие, что они вернутся без него, с капитаном Потаповым Закаилов выслушал по восточному спокойно, без вопросов. И Озеркевич промолчал, только почесал ухо.

— Пойдете по третьему варианту, вот этим маршрутом, — продолжил Бокарев, чувствуя какое-то смущение и неудовольствие, — Дождитесь ночи и выступайте. На нашей стороне в месте перехода сегодня и завтра будет дежурить группа.

— Дело привычное, — сказал Озеркевич. — С Белушевым только неудобно.

— Я говорил с Потаповым, он сказал, что даст вам специальные таблетки. Одну Белушеву, она поставит его на ноги. Действует часов четыре-пять. За это время должны успеть.

— Вот за это спасибо, товарищ капитан, спасибо. За четыре часа точно успеем.

Озеркевич пристально посмотрел на Бочкарева.

— С нами все будет в порядке, Сергей Николаевич, не в первый раз. А вот вы – с ними?

— С ними.

— В логово, значит, лезете.

Бочкарев усмехнулся.

— Лезу.

— Тогда еще неизвестно, кому труднее будет, — задумчиво произнес Озеркевич. — Правда, Исмаил? Чего молчишь?

— Опасное дело, — согласился Закаилов. — И так все ясно, чего словами кидаться. Трудно.

— Философ, — заметил Озеркевич. — Вы там, в случае чего, привет от нас передавайте. Мол, ждите, уже скоро.

Бочкарев отмахнулся: нашел, когда болтать.

— На, держи карту и обоймы. Заберешь еще мой вещмешок. Начальнику разведки передашь… впрочем, ничего не нужно передавать

Бочкарев протянул руку для пожатия, но не удержался и обнял их по очереди…

Теперь группой руководил Ванник, в настоящий момент оберштурмбаннфюрер СС Даниэль Шаубергер, уже без маскировочной куртки, аккуратный, подтянутый, с той ноткой высокомерия, что отделяла настоящих немецких офицеров от остальной массы военных. Бочкарев, ныне Берхард Кёллер, лейтенант-фотограф, переведенный в фотографы сразу после побега из русского плена, переместился на самую последнюю ступень иерархии. И тут же получил для ношения ранец, набитый чем-то тяжелым и неудобным.

Впереди него ступали неловкий и медлительный Петр Павлович, в своих неизменных очках, он же – чиновник административно-технической службы Юрген Грах, и долговязый Василий Семенович – старший оружейник Фридрих Витцих.

Все они составляли особую команду из личного штаба рейхсфюрера Гиммлера. Непосредственное подчинение – начальнику штаба Рудольфу Драндту. Задача – проверить, как обеспечивается режим секретности и как идет подготовка к возможной эвакуации объекта «U-89». Мы, мысленно повторял про себя Бочкарев, служащие особого отдела штаба под названием «Анэнэрбе». Анэнэрбе…

Странный и какой-то совершено непонятный отдел с соответствующим названием: «Наследие предков». И культуру вроде изучает, и погоду, растения древние, и тут же – какие-то невообразимые обитаемые холмы. Почему обитаемые? Кем обитаемые? Неясно. Неопределенный в общем, институтик. Ну и про военные исследования, само собою, не забывает.

Что там еще Потапов втолковывал? Про немецкую выправку, особое почитание старшего по званию, строгое следование приказам, культ формы и честь германского солдата. Далась ему эта честь. Много ума не нужно, чтобы в рот начальству смотреть. А вот если начальство велит: добудь мне языка любой ценой! И плевать ему на все твои возражения. А ты смоги исполнить так, чтобы при этом любая цена не превратилась в белые квадратики похоронок твоих же боевых товарищей. Не бездумно, а с умом, с хитростью. Так, чтобы потом твоя же совесть тебя не глодала поедом. Может, вовсе это и не честь, а достоинство и уважение. К себе и другим.