1942: Реквием по заградотряду

Пеньюар сполз с плеча, открывая грудь, но ни она сама, ни Севка на это внимания не обратили.

– Я сейчас, – сказала Инесса Феликсовна. – Я – сейчас…

Боком, не спуская взгляда с Севки, она подошла к картине на стене. Протянула руку.

– Что там с сигнализацией? – спросил Севка спокойно. – Все в этой комнате понимают, что прежде чем сюда войдут менты, я успею…

– Какие менты? – искренне удивилась Инесса Феликсовна. – Никаких ментов, что я – дура?.. Тоже придумал…

Женщина провела рукой по краю рамы, что-то легонько щелкнуло, рама отошла в сторону. За ней оказалась дверца сейфа.

– Не нужно… – сказал Михаил Альбертович, попытался встать, получил от Севки пинка и снова упал. – Там же… Не нужно…

Заскулил ротвейлер. Бедняга стал, наконец, на лапы и, неуверенно ступая, вышел в другую комнату. Михаил Альбертович посмотрел на него, на супругу, перевел взгляд на Севку и сообразил, что оказался самым глупым в компании. Остальные уже поняли, что вопрос не в деньгах. Вопрос в том, оставит ли этот мальчишка, наивный и работящий студент, неспособный даже свое потребовать – оставит ли он им жизнь или…

Михаил Альбертович гулко сглотнул.

Дверца сейфа открылась бесшумно.

– Вот, – сказала Инесса Феликсовна и отошла в сторону, прижалась спиной к стене. – Бери, сколько нужно…

– Там же… – простонал Михаил Альбертович.

– Заткнись! – оборвала его жена. – Сюда иди…

Инесса Феликсовна хлопнула ладонью по стене возле себя, словно отдавая команду псу, и муж послушно стал на указанное место.

– Забирай все… – сказала Инесса Феликсовна. – Деньги, драгоценности… Мы… Мы никому не скажем, честное слово… Никому… Если этот урод дернется… – Инесса Феликсовна бросила быстрый взгляд на мужа. – Если он только дернется, сегодня или завтра, я его… я его сама, своими руками искалечу… Ты понял?

– Инночка, ты что? – плаксивым тоном простонал Михаил Альбертович. – Я же… Я понимаю… в самом деле понимаю. Я должен… виноват, можно сказать… Ну, глупость вышла… у меня, конечно, вышла… всякий бы на месте Всеволода… э-э… Александровича мог не сдержаться… Правда… Я не в обиде… Сколько там я должен? Полторы?..

Удар обратной стороной ладони наотмашь по лицу, брызги крови полетели в сторону, на обои, две тонких алых струйки потекли от носа Михаила Альбертовича к подбородку.

Инесса Феликсовна брезгливо тряхнула рукой.

– …да-да-да, – затряс головой Михаил Альбертович. – Извини… те… Конечно. Сколько сочтете нужным… хоть все… Только там не только мои, правда, лапушка? Там еще чужие, в отдельном пакете… Их не трогайте, я же потом не расплачусь… Но… но если вы решите, что… берите, конечно… берите…

Севка подошел к сейфу.

Денег было много. Даже на глаз было понятно, что в стопке, лежащей на верхней полке, было куда больше, чем десять тысяч.

Сотенные. Ему нужно сто купюр по сто долларов. Пересчитать?

Севка почувствовал, как тошнота подступила к горлу. Он был противен сам себе.

Он ведь хотел взять десять тысяч. Всего десять тысяч. И все.

Остальное оставить? Но зачем они покойникам?

Севка посмотрел на хозяина дома и его жену. Михаил Альбертович жалко улыбнулся, даже не пытаясь стереть кровь с лица, Инесса Феликсовна прижалась затылком к стене и напряженно смотрела на Севку.

Севка взял из стопки на глаз, не примеряясь. Сунул в карман куртки. Заглянул в сейф автоматически, не пытаясь что-то высмотреть. Стопка денег, пакет из плотной бумаги – массивный, перетянутый скотчем. Если там деньги, то много. Очень много.

На нижней полке оказался пистолет.

Севка взял, посмотрел.

«Макаров». Боевой, не пневматика и не под резиновую пулю, штука совершенно незаконная. Даже со своими связями Миша не смог бы получить на него разрешение.

Севка вынул из пистолета магазин – полный. Восемь патронов. И еще два магазина в сейфе.

Оружие ухоженное, чистенькое. Миша небось каждый вечер его смазывал-вытирал. Затворная рама сдвинулась назад легко, курок с легким щелчком встал на боевой взвод.

– Не надо, Сева… – тихо-тихо попросил Михаил Альбертович. – Все бери, только не нужно…

Севка повернулся к нему, держа пистолет в опущенной руке. Так будет даже проще, сказал пистолет. Ты мне только помоги немного, сказал пистолет. Наведи и нажми на спуск. Тут толстые стены и тройные рамы – никто не услышит выстрелов. Никто.

Севка медленно поднял оружие.

– Нет, Севочка, пожалуйста… – забормотал Михаил Альбертович, прижимая руки к груди. – Я тебе все отдам… все, только не стреляй…

Свидетелей оставлять нельзя. Свидетели – опасны. Это сейчас они могут искренне верить в то, что никому ничего не скажут, а завтра… или даже через час… Им станет жалко денег… Или просто станет обидно, что они, серьезные, уважаемые люди, стояли вот так, в крови и соплях, перед двадцатидвухлетним мальчишкой и клянчили-клянчили-клянчили себе жизнь.

Два выстрела – два трупа.

Можно будет забрать деньги. Забрать пакет, а стопку долларов – оставить, чтобы не ограблением выглядело. Чтобы на личной почве.

Вытереть за собой следы и выйти.