1942: Реквием по заградотряду

– Я здесь, а они – там… Я живой, а они…

– Не помешаю? – прозвучало сзади.

Севка резко оглянулся, вскинул револьвер.

– Спокойно, лейтенант, спокойно… – на краю балки стоял коренастый мужчина в кожанке, летном шлемофоне, с пистолетом в руке. – Свои. Капитан Чалый, Военно-воздушные силы.

Капитан спустился в балку.

– Однако громко вы тут общались, товарищи, – сказал летчик и левой рукой стащил с головы шлемофон. – Я издалека услышал, шел, как на радиомаяк.

Севка мысленно выругался.

Увлекся разговорами, совсем бдительность потерял. А если бы это был немец? Смешно могло получиться.

Капитан улыбался, но свой «ТТ» все еще держал в опущенной руке. Взведенный «ТТ», между прочим. Восемь патронов. Вполне можно всех участников беседы угробить за пару секунд. Винтовка в такой ситуации будет только мешать, хоть со штыком, хоть без.

– Так что вы здесь делаете? – спросил летчик.

– А можно мы это у вас спросим? – прозвучало со стороны. – Вот вы вначале, товарищ капитан, пистолет аккуратно положите на землю, а потом мы и поболтаем… Не нужно дергаться и оборачиваться.

Лязгнул затвор карабина.

– Доступно? – осведомился Костя.

– Вполне, – не поворачивая головы, ответил капитан и, медленно присев на корточки, положил пистолет на землю.

– И четыре шага назад, пожалуйста, – попросил Костя.

Голос его звучал уверенно, даже Севка не смог уловить в нем признаков слабости.

Капитан, во всяком случае, выполнил просьбу, не задумываясь. Оперся спиной на склон балки. Севка, оставив бойцов, подошел, поднял пистолет, вынул из него магазин, передернул затвор – патрон отлетел в сторону.

– А теперь можете поговорить, – сказал Костя. – А я тут покараулю…

– Какие-то вы неласковые, – весело сообщил летчик. – Я их, значит, не убиваю, а они мне, в благодарность, в затылок целятся… И для этого я сегодня с парашютом прыгал? Закурить не найдется?

Для начала Севка проверил документы. Рассматривая удостоверение и партбилет, молился изо всех сил, чтобы капитан Чалый Александр Федорович не попросил в ответ о взаимности. Его, конечно, можно было бы послать подальше, но ведь и бойцы, стоявшие рядом, тоже живые люди, им тоже может быть интересно, как это бессапожный лейтенант оказался еще и без документов… Хотя нет, он же им сообщил, что был в плену у казаков. И отдал противнику… даже и не противнику, а какому-то антисоветскому элементу свои документы и даже, может быть, комсомольский билет.

Значит, капитан Чалый был командиром эскадрильи.

На вид – за сорок.

Год рождения – тысяча восемьсот девяносто четвертый.

Капитан.

Севка посмотрел Чалому в лицо, глянул на петлицы – «шпалы», все верно. Хотя в таком возрасте уже нужно бы полковником быть. В авиации это быстро. Стариков нет. А этот…

Чалый взгляд выдержал с легкой усмешкой.

Севка кашлянул, присмотрелся к скрепкам на партбилете. С легкой ржавчиной, как положено, хотя эта примета уже не действовала. За год войны немцы сообразили ставить скрепки из обычной проволоки, а не из нержавеющей. И перестали надеяться на соблюдение конвенций в случае плена. Если с обычными солдатами вермахта еще кое-когда возились, в зависимости от обстановки, то пойманный на месте диверсант получал пулю в лоб без разговоров.

– Товарищ капитан, – начал Севка, – вы…

– Ты с утра не видел, как остатки моей эскадрильи героически украсили своими обломками бескрайние задонские степи? – Чалый сплюнул. – Красиво так, в едином порыве… И казалось бы, три бомбера на два «мессера», перестрелять стервятников да улететь… Так нет же, упали и сгорели.

– Я видел, – сказал Севка.

– Вот помнишь тот, что упал первым? Вот на нем я и летел. Я жив, а остальные… – улыбка капитана стала болезненной. – Больше ничего в моих документах высматривать не будешь, лейтенант?

– Нет, извините, – Севка протянул документы. – У вас случайно нет бинта? Тут у меня раненый…

Пакета не было. Капитан снял с себя куртку, стащил гимнастерку, потом белоснежную нательную рубаху. Порвал ее на полосы.

Костя поначалу бодрился, но когда Чалый безжалостно отодрал старую повязку от ран, вскрикнул и обмяк.

– Слышь, – сказал Чалый, наклоняясь над раненым, – ты бы пока бойцов к делу приставил. Там – часовым, дневальным… Как это у вас в пехоте положено. Я бы и сам, но, во-первых, ты их первым нашел, значит – твои, во-вторых, я с неба воевать обучен, а с винтовочкой, да врукопашную – извини, не мое. Старый я к тому же. Ну, и в-третьих, слышал небось – где начинается авиация, там заканчивается порядок… Так что я твоего приятеля перевяжу лучше. А ты там прикажи, чтобы патрон из моего «ТТ» нашли, который ты на землю уронил. Патроны, это, брат, сейчас самая важная вещь… Застрелиться там, или еще что…

Когда Севка вернулся к бойцам, те что-то оживленно обсуждали вполголоса. Увидев лейтенанта – разом замолчали.

Костылин зыркнул недобро и опустил глаза.

– Слушай приказ, – как можно увереннее произнес Севка. – Рядовой Костылин и рядовой…

Севка глянул на молодого парня, который собирался прорываться к Сталинграду.

– Боец Винивитинов, – выпалил парень.