1937. Заговор был

В конце апреля 1936 г. маршал Егоров принимал начальника Генштаба эстонской армии, а в начале мая — начальников Генштабов литовской и латвийской армий. Знаменательно, что Тухачевский в этих переговорах участия не принимал. Их вел его главный оппонент, маршал Егоров. Однако политическое и военное руководство прибалтийских стран заявило о своем нейтралитете и отказе допустить иностранные войска на свою территорию. Это вполне устраивало Егорова, поскольку вполне соответствовало его оперативному плану. 4 мая 1936 г. на заседании Политбюро ЦК обсуждался вопрос о предоставлении отпуска маршалу Тухачевскому. Это было косвенное свидетельство об отмене правительственного решения, на которое ссылался Тухачевский: отказ правительства от его «плана Бельгии».

Все сказанное выше, помимо освещения основных оперативно-стратегических вопросов и конфликтных споров по ним между Тухачевским и Егоровым, а также Ворошиловым, обнаруживает принципиальную поддержку Егорова и его оперативного плана Уборевичем и Якиром. Никаких признаков сколько-нибудь серьезного противостояния их с Ворошиловым не наблюдается. Ворошилов вспоминал, что первый его конфликт с «группой Гамарника — Якира — Уборевича» произошел летом 1936 г.

Заговор Якира-Гамарника-Уборевича

Рассмотрение этого вопроса я полагаю целесообразным начать с фрагмента выступления Ворошилова на заседании Военного совета при наркоме 1–4 июня 1937 г.

«Мы не так давно, когда было совещание Политбюро, — вспоминал Ворошилов в своем докладе 1 июня 1937 г., но был прерван голосом, принадлежность которого к говорившему не указана в стенограмме: «В ноябре или в декабре». Однако Ворошилов, продолжая свое выступление, уточнил: «Совещание, когда мы Тухачевского поставили». И вновь кто-то прервал его: «7 мая».

«Нет, в прошлом году, 8 месяцев тому назад, — отвергая догадку, Ворошилов уточнил время. — Это было после 1 мая, примерно в июле — августе месяце (1936 г.). В мае месяце у меня на квартире Тухачевский в присутствии большого количества людей бросил обвинение мне и Буденному в присутствии тт. Сталина, Молотова и других, бросил мне и другим обвинение в том, что я группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с ними веду, направляю всю политику, неправильно эту политику веду и т. д. Потом, на второй день, он отказался, сказал, что был пьян и т. д.».

Ворошилов ничего не говорит о реакции на этот антиворошиловский выпад Тухачевского со стороны Гамарника, который, вероятнее всего, присутствовал в этом (очевидно, первомайском) застолье, а также Якира и Уборевича. Хотя, возможно, их не было, ввиду отъезда после окончания стратегической игры (закончилась 25 апреля), соответственно, в Киев и Смоленск.

«Тов. Сталин сказал, — продолжал свои воспоминания Ворошилов, — что вы здесь перестаньте препираться, давайте устроим заседание, и на заседании вы расскажете, в чем дело. («Вы расскажете в чем дело» — это было обращение, скорее всего, к Тухачевскому.) И вот там мы разбирали эти вопросы и опять- таки пришли к такому выводу. Там был я, Егоров. Группа Якира, Уборевича, она вела себя в отношении меня довольно агрессивно. Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно. Но все это было в рамках обычной склоки и неприятных столкновений людей, которые долго друг с другом работали, могли надоесть».

Уборевич в своих показаниях на следствии подтвердил, что перед этим совещанием, когда решили поставить в правительстве вопрос об отстранении Ворошилова с поста наркома обороны, то «нападать на него, по существу, уговорились с Гамарником, который сказал, что крепко выступит против Ворошилова». Такое выступление имело смысл, разумеется, в присутствии Сталина, а не в узком военном кругу. Это, как видно из приведенного выше фрагмента стенограммы, подтверждает и сам Ворошилов: «Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно». Итак, «атака» Гамарника на Ворошилова была подготовлена заранее. При этом главной ее целью было «свержение» Ворошилова с поста наркома обороны СССР, «отстранение», как признался Уборевич, от руководства Красной Армией.