В феврале 1936 г. были проведены массовые аресты троцкистов. Начался отбор подсудимых для следующего процесса. Допросы позволили вскрыть связи троцкистов и зиновьевцев, которые действительно были восстановлены в 1932 г. Отфильтровав нужный «материал», «неисправимых» троцкистов расстреляли в октябре 1936 г. 20 мая было решено ссыльных троцкистов заключить в лагеря на 3–5 лет (пока). Послушные «террористы» давали те показания и в тех формулировках, которые от них требовались. Например, из показаний М. Яковлева: «Каменев сказал, что центром решено подготовить и совершить убийство Сталина в Москве и Кирова в Ленинграде, и предложил мне совершить террористический акт над Кировым». Следователи рисовали картину, в которой к Кирову одновременно неслась целая толпа убийц, чуть ли не спотыкаясь друг о друга. При этом Каменев аккуратно информировал потенциальных убийц Кирова друг о друге (видимо, чтобы следователям потом было удобнее работать)[273]. Следователи сочиняли и более фантастические истории о том, как письмо Троцкого с директивой об убийстве Сталина и Ворошилова троцкисты везут Мрачковскому в Новосибирск, чтобы он оттуда управлял заговором[274]. Следователей можно понять — к террористическому заговору нужно было привлечь людей, которые давно находились в ссылке.
Впоследствии «разоблаченного врага народа» Ягоду обвиняли в том, что в это время он саботировал следствие. Действительно, в работе следователей НКВД было много халтуры. Возможно к тому же, что Ягода выражал усиливающееся стремление части лидеров бюрократии завершить антитеррористические чистки. Однако дело есть дело, и с подготовкой первого Московского процесса подручные Ягоды успешно справились.
Первый Московский процесс и падение Ягоды
Теперь следствие требовало от лидеров зиновьевцев и троцкистов признания не только блока между ними, но и организации террористической деятельности, покушений на вождей партии, убийства Кирова. Если в прежних грехах левые были готовы признаваться и каяться, то теперь, когда речь шла об откровенной лжи, они пытались сопротивляться Сталину. И снова сдались. Почему?
Покаяния большевистских лидеров на публичных процессах — одна из загадок истории. Люди, известные всему миру как вожди революции, соратники Ленина, организаторы всего хорошего и дурного, что исходило от партии большевиков в первое десятилетие ее власти, — эти люди признавались в страшных и в то же время низменных преступлениях против созданных ими партии и государства. Предположим, они разочаровались в идеалах большевизма. Но нет никаких признаков этого. Да и на процессах перед нами — не озлобленные враги, а жалкие людишки, поливающие себя грязью для пущей убедительности.
Что с ними произошло? На что они рассчитывали? Ведь это были расчетливые, политически опытные люди. Может быть, их били и пытали? Но здесь прав В. Роговин: «Как можно судить по имеющимся документам и свидетельствам, в 1936 году к подследственным еще не применялись зверские физические истязания. Следователи ограничивались такими приемами, как лишение сна, многочасовые конвейерные допросы, угроза расстрела и ареста родных»[275]. Подсудимых шантажировали, угрожая расправой над родными. Это, конечно, козырь. Но такой угрозы недостаточно, чтобы ни в чем не повинный политик согласился умереть как подонок, да еще признавшись в этом перед всем миром. Зиновьева держали в камере в духоте. Но этого явно недостаточно, чтобы заставить политика публично представлять роль уголовника. Даже под пыткой можно на многое согласиться и выдать «явки и пароли». Но на процессе, отдохнув и подумав спокойно, можно разоблачить фальсификаторов, ославить их на весь мир. Сталин был уверен, что Зиновьев и Каменев, а затем Пятаков, Раковский, Бухарин, Рыков и другие этого не сделают.