1919

Стрелять по танкеткам было гораздо проще, чем по обычным «Маркам» или даже «Уиппетам» — маленькие машины не могли преодолевать значимые препятствия, выбирая обходные пути и удлиняя маршрут. Да и бронированы были скорее символически. Строго говоря, Рош не столько подбивал сами «трехтонники», сколько пугал экипажи, чувствующие себя очень неуютно в жестяных банках, которые пробивались хорошо навазелиненным пальцем. Но три танкетки — невероятный результат для одного стрелка — уже замерли неподвижно, а остальные, судя по все более удлиняющимся петлям, которые они выписывали, совершенно не горели желанием продолжать наступление.

Рош был далек от заблуждения, что он единолично отбил атаку бронетехники, «клопов» забрасывали гранатами, обстреливали из всего оружия, какое собрали «штосструппены». Но сейчас бразилец вполне обоснованно мог считать себя главным орудием лейтенанта Хеймана.

* * *

Шейн перезаряжал винчестер и витиевато, с душой ругался в адрес горе-спасителей, мешая обычные проклятия с каким-то жутким жаргоном, в котором угадывались «шлюхины дети» и «выродки скунса». Американец только что попытался повторить старый трюк со сбиванием гранат дробью, но неудачно, только зря растратил патроны.[104]

Дрегер, хотя и не поощрял в своем взводе ругань, был с ним полностью согласен. Если бы внешние силы атаковали немцев сразу, всей массой, скорее всего, они добились бы победы — боши вынужденно разделили силы, одновременно удерживая внешнюю оборону и блокируя «кротов». Немцы нападали на осажденный взвод яростно, но безуспешно, растрачивая солдат и боеприпасы. Но то, что должно было стать решительной атакой, выродилось в чертову неразбериху, дикую по меркам девятнадцатого года. Да что там, выпускать вперед легкую технику мелкими порциями без поддержки пехоты и артиллерии считалось ошибкой уже в семнадцатом. Дрегер был абсолютно уверен, что атаку планировал и организовывал не майор Натан, хорошо заучивший военные уроки, но легче от этого не становилось.

Натиск гуннов они пока удерживали, по прикидке лейтенанта, его маленький взвод оттягивал на себя не меньше роты, но и цену саперы платили соответствующую. Траншейную пушку со всем расчетом все же накрыло из духового бомбомета. Два своих и два трофейных пулемета не позволяли немцам добраться до рукопашной, в которой они наверняка задавили бы «кротов» числом, но «косильщики» потратили почти все патроны. Люди были измотаны и держались уже на исконно британском упрямстве.

И еще на американской бесшабашности, подумал Уильям, увидев, как Шейн вставил в магазин последний патрон и ласково похлопал приклад. Винчестер и его стрелок собрали богатый урожай бошевских жизней, без них было бы гораздо труднее. Недаром немцы пытались добиться запрещения американских дробовиков как бесчеловечного оружия.[105]

Очередная граната взорвалась, не долетев до траншеи, похоже, оружие у гуннов стало совсем плохое — то осечки, то преждевременное срабатывание. Осколки забарабанили по импровизированному перекрытию из фанерных щитов и проволочной сетки. Прямо под ноги Дрегеру молча свалился один из баррикадиров, над правым глазом у него зияло черно-красное отверстие, нижняя челюсть конвульсивно дергалась, страшно щелкая зубами. Лейтенант отвернулся, убирать тело не было ни сил, ни возможности — боши, по-видимому, собирались с силами перед новым броском.

Дрегер глянул в сторону, где находились основные силы Антанты, затем на Мартина Беннетта. Огнеметчик сгорбился в нише под бруствером, в полной выкладке, но без шлема, по черному от сажи лицу катились крупные капли пота, оставляя размытые дорожки. Беннетт пока не вступал в бой, огнемет был последним резервом взвода, и, как бы тяжело ни приходилось, Уильям берег этот козырь на самый крайний случай.

Дрегер устал, его мучил голод, еще больше — жажда, но лейтенант содрогнулся при мысли о том, что должен чувствовать австралиец, запертый в кожаном огнеупорном костюме. Уильям молча протянул Мартину свою фляжку, на дне которой плескались последние капли. Тот также молча, с благодарным кивком принял дар.

— Снова идут! — крикнул один из «кротов», но Дрегер уже и сам все видел. На мгновение он испытал суеверный ужас перед врагом — казалось, немцы не знали ни страха, ни сомнений, раз за разом бросаясь на приступ.

«Майор, пора нас выручать», — подумал Дрегер, чувствуя, как отчаяние подступает все ближе.

* * *