1917. Разгадка «русской» революции

Председательствующий Родзянко прервал выступление Керенского вопросом, что он имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно: «Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима».[56] Это прямое подстрекательство к мятежу. Такого в адрес монархии в России еще никто не позволял себе говорить. Но ведь не самоубийца же он: за такие высказывания — призыв к государственному перевороту и убийству царя — полагается смертная казнь и в мирное время. О военном и говорить нечего. Но не надо беспокоиться за Александра Федоровича — ничего ему не будет. Он из тех немногих, кто знал о «союзных» планах значительно больше других. Керенский осмелел настолько потому, что знает: Николаю II на троне сидеть остались считанные деньки. Не получилось сегодня раскачать лодку — ее раскачают ровно через неделю. Постоянными оговорками «по Фрейду» изобилуют все мемуары будущего главы Российской республики. Действия, которые он на этом посту совершит, будут еще более красноречивыми…

Но не всегда читал царь парламентские хроники, он был главнокомандующим русской армией, и для таких мелочей времени у монарха уже не оставалось. Из столицы же рапортовали о практически полном спокойствии. Вот и супруга снова пишет ему в письме 25 февраля о событиях в Петрограде как о незначительных мелочах: «Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, — просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать».[57]

Скажите честно, получив такое письмо от жены, вы бы бросили все и немедленно отправились бы в столицу? Многие историки, упрекающие царя в бездействии, удосужились бы сначала почитать эту переписку. Однако Николай осознает необходимость наведения порядка, только в его списке дел на день вопрос этот отнюдь не самый важный. На первом месте, как всегда, положение на фронтах. Уже вечером 25 февраля он посылает командующему Петроградским гарнизоном генералу Хабалову телеграмму: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай».[58]

Отправив строгую телеграмму в Петроград, столь часто цитируемую историками, в своем дневнике он запишет:

«26 февраля. Воскресенье. В 10 часов пошел к обедне. Доклад кончился вовремя. Завтракало много народа и все наличные иностранцы. Написал Аликс и поехал по Бобруйскому шоссе к часовне, где погулял… Вечером поиграл в домино».[59]

О беспорядках ни слова. План заговорщиков идет как по маслу — точка кипения уже близка, а царь спокойно гуляет и поигрывает в домино, явно не осознавая размера грозящей опасности. Он отдает приказ, не понимая, что выполнить его уже почти невозможно.

Разворачиваясь по заранее заготовленному сценарию, беспорядки росли как снежный ком. 23 февраля на улицы Петрограда вышло уже 88 тысяч бастующих рабочих и работниц с криками: «Долой войну!» и «Хлеба!» В основном это были представительницы прекрасного пола. Причина проста — по новому стилю этот день соответствовал 8 марта — международному женскому дню. Тысячи факторов, случайных и подготовленных, складывались в эти дни против Российской империи. Военное руководство столицы могло, имело шанс спасти страну. Однако вместо решительных действий, которые, как мы теперь знаем, спасли бы миллионы жизней, командующий генерал Хабалов запретил применять оружие. А между тем «голодные» бастующие останавливали работу почему-то исключительно военных предприятий!

«На крики „долой войну“, на разгром почти исключительно лишь заводов, работавших на войну, не обратили внимания. 19 агитаторов, задержанных на заводе, не были преданы военно-полевому суду. Немедленный расстрел их по суду произвел бы охлаждающее действие лучше всяких военных частей».[60]

Подстрекаемый агитаторами, народ собирается в толпы — солдаты и казаки бездействуют. Полиция борется с беспорядками изо всех сил, но ей тоже запрещено применять оружие. Почувствовав свою безнаказанность, 24 февраля движение расширилось, снова не встречая противодействия. В этот день бастовало уже 197 тысяч рабочих. Появились красные флаги. Наступал решительный момент — если сейчас не восстановить порядок, потом может быть уже поздно.