1917. Народ и революция

«Революции нельзя было предотвратить, – заканчивает Милюков, - и с этим, в противоречии с самим собой, невольно соглашается и Маклаков, так красноречиво говорящий о «смерти» режима и об «обреченности» императора. Но взять революцию в руки, канализировать ее было, по моему мнению, возможно в течение первого времени. <…> Умеренные социалисты очень слабо и неуверенно, но все же пытались бороться с большевизмом. Социалистические министры быстро приходили к пониманию значения государственности. Но это понимание только ускоряло их дискредитацию в массах. Процесс этот еще раз доказывает, что в игре действовали такие forces majeures, справиться с которыми стало с известного момента не под силу отдельным деятелям. Как жалко среди этого вихря событий <…> выглядит попытка навязать наиболее ответственную роль наименее ответственным – и потом судить их за то, что они оказались «ниже своей исторической роли».¹⁹

Взгляды Маклакова, как нам представляется, нашли отражение в знаменитых мемуарах члена ЦК кадетской партии Ариадны Тырковой-Уильямс «На путях свободы». Воспоминания Тырковой-Уильямс имеют как бы две пересекающиеся и растворенные одна в другой части. Первая – это собственно воспоминания о событиях вокруг работы первого русского парламента. Здесь автор с большой художественной силой воссоздает обстановку тех лет, не скрывая симпатии к освободительному движению начала 20-го века. Вторая часть – это разнообразные отступления, в которых даются оценки политическим деятелям, тактике и стратегии кадетов. В этих оценках чувствуется их «поздний», постфактум уже характер, видна солидарность автора мемуаров с основными тезисами Маклакова.

Едва ли не самым упорным и глубоким критиком Маклакова стал один из редакторов «Современных записок» эсер Марк Вишняк. Он опровергал самый главный вывод Маклакова – о том, что «прогрессивная общественность» не сумела договориться с властью о совместном реформировании русской жизни и этим предопределила будущее трагическое развитие событий.

По мнению Вишняка, Маклакову «открываются только два прямолинейных пути: путь эволюции, или «соглашательства» со старой властью во что бы то ни стало, и путь революции, неизбежно ведущий, хотя и с проклятиями, но все же к приятию Октября. Такое геометрически-прямолинейное построение исторически неправильно и жизненно нереально. Оно не считается с тем фактом, что и в «революционной демократии» всегда существовало – от Герцена и до Чайковского и Брешковской – течение, которое вовсе не было энтузиастом революции во что бы то ни стало. Это течение предвидело революцию, считало ее неотвратимой, но признавало ее не желанным днем, a днем р о к о в ы м, отчаянным средством; хотя и неизбежной, но варварской формой прогресса».²⁰