Часть буржуазии, переживавшая духовный кризис, поддерживала оппозицию — и либеральную, и социалистическую, — сотрудничала с масонами, порой тяготела к социал-демократам (иногда даже финансируя их боевые дружины в 1905 г.). Но и эта небольшая часть буржуазии не претендовала на роль лидера в революции, она лишь следовала голосу больной совести.
Говорили, что российская буржуазия пришла к началу ХХ века как экономически сильный, но «культурно больной» класс, с внутренне противоречивым самосознанием. Назревающая революция, казалось бы, объективно призванная расчистить путь для буржуазно-демократических преобразований, изначально несла сильный антибуржуазный заряд. В 1905 г. Вебер, высказал мнение, что грядущая русская революция не будет буржуазно-демократической, это будет революция нового типа, причем первая в новом поколении освободительных революций.
Российские буржуазные либералы были романтиками, обреченными на саморазрушение. Как ни парадоксально, они были вынуждены на деле выступать против капитализма — зрелого и бюрократического. Поэтический идеолог крупной буржуазии Брюсов сказал тогда:
Вебер, объясняя коренное отличие русской революции от буржуазных революций в Западной Европе, приводит фундаментальный довод: к моменту первой революции в России понятие «собственность» утратило свой священный ореол даже для представителей буржуазии в либеральном движении. Это понятие даже не фигурирует среди главных программных требований этого движения. Как пишет один из исследователей трудов Вебера, «таким образом, ценность, бывшая мотором буржуазно-демократических революций в Западной Европе, в России ассоциируется с консерватизмом, а в данных политических обстоятельствах даже просто с силами реакции». В общем, буржуазия в России не стала ведущей силой буржуазной революции, как это было на Западе. Еще важнее, что она и не воспринималась как такая сила другими частями общества.
Политические пристрастия активной части буржуазии распределялись в широком спектре — от правых и националистов до социалистов. Выделялось сообщество «молодых» предпринимателей, которые в условиях революции активно включились в политическую борьбу. Гласные Московской городской думы (С.Т. Морозов, П.П. Рябушинский, Н.И. Гучков и др.) 14 января 1905 г. обратились к власти с требованием разрешения мирных стачек протеста против петербургской бойни. Они отмежевались от карательной политики: «Существующие способы действий против рабочих при возникновении забастовок, часто сопровождаемые убийством и увечьем ни в чем не повинных людей ввергают население в панику и создают условия, препятствующие мирному труду… Вместе с тем они неминуемо ведут к обострению отношений между предпринимателями и рабочими, взваливающими на своих хозяев вину за происшедшие несчастья».61
Крупнейшие фабриканты и заводчики требовали правового порядка «как в Западной Европе и Америки, где от этого промышленность не только не пострадала, но достигла, наоборот, такого расцвета, которого далеко еще не наблюдается в России». Записки правительству предпринимателей Центрального района и съезда уральских промышленников были составлены в таком же духе.
Это поколение предпринимателей было «разбужено» революцией 1905 г., когда зашатались устои власти. Если в конце ХIХ в. русские предприниматели, особенно московские, тяготили к славянофильству, в начале XX в. активная часть буржуазии сдвигалась к идеалам западного конституционно-парламентского государственного устройства.
В обзоре общественного движения за 1 января 1904 г. до 17 октября 1905 г., составленным по указанию председателя Совета министров Витте, сказано: «Промышленность, класс у нас, как и везде, консервативный и боящийся всяких резких перемен, на этот раз в лице своих наиболее крупных групп высказался за коренное изменение государственного строя и сделал это, очевидно, потому, что видел в происходящих событиях “грозное предостережение”».
В результате, власти решили не только усилить карательную политику против революционеров, но и разными способами изолировать от либерально-буржуазного лагеря.
Буржуазия, которая требовала западных рыночных порядков и демократии — чтобы рабочие могли свободно вести против нее классовую борьбу, в которой бы рабочие заведомо проиграли бы (как это и произошло на Западе), стала главным врагом монархического государства. Но это требование было либерального типа, отвергающего революцию.