1917: Да здравствует император!

Нравится мне такая форма отдачи приказов – сначала отдать, а затем уточнить – хорошо? Ненаглядная Натали меж тем продолжала развивать мысль и строить планы на будущее.

– Я только что была с визитом у Оболенских. Они сегодня приехали из столицы и привезли свежие новости. Весь высший свет говорит о твоем регентстве как о вопросе решенном. События уже не остановить, и все ждут отречения Николая в ближайшие несколько дней. Поэтому ты абсолютно прав, решив немедленно выехать в Петроград. И я, Михаил, поддерживаю это твое решение. Постарайся держать меня в курсе событий и дай знать, когда нам выезжать. Я пока прикажу прислуге собирать вещи в дорогу. Сообщи, когда будешь готов уезжать, мы с Георгием тебя проводим.

Она чинно поцеловала меня в щеку и направилась к выходу. В дверях она обернулась:

– Ты не представляешь себе, с каким удовольствием я буду принимать в Зимнем дворце всю эту высокородную публику, которая смеялась надо мной и отказывала в визитах!

Графиня Брасова злобно, но торжествующе полыхнула глазами и покинула кабинет.

Я смотрел на закрытую дверь и пытался понять – действительно ли мой прадед любил эту женщину? Неизвестно. Предоставив в мое полное распоряжение свое тело и свою память, он решительно отказался поделиться своими чувствами и эмоциями. Судя по воспоминаниям, вероятно, да, любил. Хотя изначально весь скандальный и демонстративный роман с женой своего подчиненного поручика Вульферта был лишь местью мама́, вдовствующей императрице Марии Федоровне, за то, что она, опасаясь скандала, разрушила их роман с женой подполковника Мостовского Ольгой Кирилловной, как перед этим расстроила роман с фрейлиной Александрой Коссиковской. Знал бы мой прадед, что именно от не столь известного обществу романа с Ольгой Кирилловной и появлюсь в итоге на свет я! Не является ли мой провал в прошлое в тело прадеда своего рода иронией судьбы и местью с ее стороны? Поди знай.

А графиня… Что графиня? Наталья Шереметьевская, она же Наталья Мамонтова, она же Наталья Вульферт, она же графиня Брасова. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, голова за головой – шла она к своей цели, не останавливаясь ни перед чем. Два скандальных развода, оставление дочери от первого брака ее отцу-пианисту, жизнь, полная интриг и авантюризма. По ней можно было писать приключенческие романы, достойные пера Александра Дюма.

Я смотрел на дверь, которая только что закрылась за графиней, считающей себя уже без пяти минут регентшей империи и, уверен, не желающей на этом останавливаться. И я даже как-то начинал бы опасаться за жизнь цесаревича Алексея при таком напоре с ее стороны. Не сейчас, так потом, когда он, как моя дражайшая супруга полагает, станет императором. Когда Алексей Второй станет последним слабым препятствием между ней и вожделенной короной, может возникнуть очень большой соблазн. Да уж.

К счастью, опасения напрасны, быть регентшей ей не суждено, поскольку сам я также не стану официальным правителем государства при малолетнем императоре. И не потому, что не хочу, а потому, что карта монархии в России бита и эта группировка заговорщиков потерпит сокрушительное поражение. И уж я-то, провалившийся сюда из 2015 года, знаю это лучше, чем кто бы то ни было в этом времени.

И тут, наконец, в дверях нарисовался граф Воронцов-Дашков с грудой трубок в руках.

– Ваше императорское высочество! Трубки вашего царственного папа́!

Хмуро смотрю на выкладываемое на стол разнообразие курительных трубок. Затем интересуюсь:

– А табак?

Глаза у графа округлились.

– Виноват, ваше высочество! Сию минуту!

И пулей вылетает из кабинета. Вот что с ними делать? Работнички! Что здесь, что там, в моем мире и в моем времени.

Так, не трать время попусту! Думай!

Ладно, допустим даже, что я действительно отправляюсь в Петроград и якобы соглашаюсь поиграть с Родзянко в диктатора, надеясь в перспективе перехватить реальную власть. Во-первых, Николай Второй никогда не одобрит этого финта ушами, а во-вторых, без высочайшего одобрения это фактически открытый мятеж против действующего монарха. И ладно бы мятеж, в конце концов, в прошлой жизни, в том далеком будущем, я присягал России, а не этому самодержцу Всероссийскому, но удержать власть я никак не смогу. Да что там удержать! Со сложившимся в этом мире имиджем моего прадеда, в теле которого я оказался, за мной не пойдет ни одна серьезная сила. Легкомысленный, легко поддающийся чужому влиянию, абсолютно несамостоятельный персонаж. Поэтому меня Родзянко и сватал в диктаторы, поскольку уверен, что я ничего делать не могу, а своим именем лишь придаю подобие легитимности всему их мятежу.