1814. Явление гения. «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать»

В русском обществе начала XIX века господствовало представление о женщине как о хрупком, нежном создании, хранящей высокие идеалы нравственности и доброты. «Упражнения в науках и словесности» полагались вредным излишеством, ведущим лишь к «охлаждению женщины в любви супружеской». Угрожающим «дамским прелестям» считался как физический труд, так и любая умственная деятельность. Во множестве дамских изданий пестрели вышивки, шляпки, модные платья… Тексты были полны комплиментов и призывов к доброте и благонравию. «Без женщин не образовались бы ни мирные сёла, ни города цветущие: люди навсегда остались бы дикими сынами природы!» – писал один из авторов «Дамского журнала» князя Шаликова. «Пощёчина общественному вкусу» в лице отдельных представительниц слабого пола ничего не меняла: мужчины всё равно не видели в них достойных конкурентов. «Женщина должна любить искусства, но любить их для наслаждения, а не для того, чтоб самой быть художником. Нет, никогда женщина-автор не может ни любить, ни быть женою и матерью, ибо самолюбие не в ладу с любовию, а только один гений или высокий талант может быть чужд мелочного самолюбия, и только в одном художнике-мужчине эгоизм самолюбия может иметь даже свою поэзию, тогда как в женщине он отвратителен… Словом, женщина-писательница с талантом жалка…» Эта цитата из сочинения Виссариона Белинского 1835 года, когда уже о романтической эпохе остались одни воспоминания. Что же тогда говорить о настроениях начала века, когда на печатных страницах можно было прочитать такое наставление для прекрасных дам: «…Избегать противоречий мужу. Ни во что не вмешиваться, кроме домашних дел. Никогда ничего не требовать и казаться довольною малым. Жена может быть умнее мужа, но ей должно принимать вид, будто она этого не знает».

На балу. Фрагмент. Леопольд Шмутцлер.

Всё упомянутое здесь, безусловно, не является исчерпывающей «картиной мира», которую увидел юный Пушкин на заре своей недолгой творческой жизни. Любую реальность очень сложно представить в виде безупречной схемы, она всегда полна разных нестыковок и противоречий – иначе не было бы никакого развития, и одна эпоха бы не сменяла другую. А правдивое изображение русской действительности во всей сложности и многообразии блестяще воплотил наш национальный гений, Александр Сергеевич Пушкин, войдя в отечественную культуру в 1814 году и создав своим творчеством «энциклопедию русской жизни»[6].

«Город пышный, город бедный, дух неволи, стройный вид…»

Пушкин впервые увидел Петербург ребёнком, однако семья будущего поэта, прожив в столице всего несколько месяцев, вернулась в Москву. Вторично двенадцатилетнего Пушкина привёз для поступления в открывающийся Императорский Царскосельский лицей его дядя, Василий Львович Пушкин.

Василий Львович с племянником и своей приятельницей Анной Николаевной Ворожейкиной, поселились в гостинице Демута, одной из лучших в городе, в которой обычно останавливалась весьма состоятельная публика. Выглядело владение наследницы французского виноторговца Филиппа-Якоба Демута, Елизаветы Тиран, совсем не так, как в настоящее время. Гостиница состояла из нескольких корпусов вокруг большого двора, в котором размещались хозяйственные постройки и большая конюшня. На Мойку выходил двухэтажный каменный корпус, на Большую Конюшенную – трёхэтажный. Здания отличались исключительной простотой форм, лишь гладкий треугольный фронтон украшал их гладкие стены, покрытые крашеной штукатуркой.

Строительство Набережной реки Мойки. Вид на Полицейский мост. Фрагмент. Бенжамин Патерсон. Раскрашенный акварелью офорт. Начало XIX века.

А чем вообще была примечательна имперская столица в 1811 году, когда она предстала перед взором юного поэта?