1812. Всё было не так!

«Жаль старика. Говорят, он всю ночь провел в избе Фролова, не сомкнув глаз. Из его комнаты доносились то глухие рыдания, то скрип половиц. Слышно было, как Кутузов подходил к столу, видимо, склоняясь над картой. Но винить в создавшемся положении кого-то, кроме себя, Голенищеву-Кутузову было трудно. Он <…> оказался заложником собственного характера, амбиций, самоуверенности и упования на то, что всемилостивый Бог и сейчас поможет выкрутиться из сложнейшей ситуации, как он помогал Кутузову дважды выжить после страшных ранений. Он ли один был таков? Нет, но именно он был главнокомандующим, он привел армию в этот тупик».

Кто сжег Москву

2 (14) сентября 1812 года, как пишет историк Р.М. Зотов, «в день, навсегда плачевный для воспоминания русских, армия снялась с лагеря при Филях в три часа пополуночи и вступила в Москву чрез Дорогомиловскую заставу, чтобы, пройдя весь город, выйти в Коломенскую. Глубокое уныние распространилось во всех рядах войск. Привыкши почитать Москву матерью русских городов, они с поникшими головами проходили по опустевшим ее улицам, как бы погребая древнюю свою столицу. Большая часть жителей еще заранее оставила город; остальная часть спешила следовать за армией».

Когда М.И. Кутузова в свое время спросили, куда лучше отступать, и предложили идти на Калугу, чтобы перенести туда театр военных действий и заманить Наполеона подальше от священного для всех русских города, главнокомандующий, подумав, ответил:

– Пусть идет на Москву.

И наполеоновская армия пошла на Москву, но уже в первую ночь после занятия ею этого крупнейшего русского города, «подобно бурной реке, пламя разлилось по всем улицам, и Москва была предоставлена своему року».

* * *

Что же стало причиной пожара?

Сначала обвинили в этом французов. Понятное же дело, они взяли Москву, они ее и подожгли – таков был общий голос, раздавшийся в России. Так говорили со слов московских беженцев в других регионах, так смотрели на это дело в армии.

«Французы грабили и оскверняли храмы Господни, сожгли почти всю нашу древнюю столицу», – писала одна из современниц тех событий. «Наш милый, родимый город, – писала другая, – представляет лишь груды пепла <…> Не успевшие бежать из города подвергаются ужасным пыткам <…> В их глазах жгут и разоряют дома <…> Наполеон, иначе сатана».

Когда спрашивали жителей Москвы, почему они не тушат пожар, некоторые оправдывались страхом перед тем, что французы убьют их, если они будут тушить. Обвинение французов можно было встретить в церковных проповедях. В официальном сообщении о пожаре, написанном государственным секретарем А.С.Шишковым, – то же самое. Даже в Высочайшем рескрипте от 3 (15) ноября 1812 года было упомянуто о враге, который нанес ущерб России «действиями неприличных и срамных для воина зажиганий, грабительств и подрываний».

Служба в московском храме в присутствии французов

В своих «Записках» литератор Д.Н. Свербеев отмечает:

«Весь 1813 и 1814 гг. никто не помышлял, что Москва была преднамеренно истреблена русскими».

А в июне 1814 года граф С.Р. Воронцов писал:

«Нас считают варварами, а французы, неизвестно почему, прослыли самым образованным народом. Они сожгли Москву, а мы сохранили Париж».