«После оставления Смоленска идея прекратить отступление и заградить дальнейшее движение Наполеона стала общей во всей армии, и, естественно, тому должна была послужить первая встретившаяся позиция, каковой и была таковая на реке Уже. Но дело было не в позиции, а в сомнении своевременности дать бой, в отсутствии единства командования, в постоянных разногласиях между главнокомандующими армиями, а быть может, и в известной нерешительности Барклая, если только не объяснить это тем, что в решительную минуту расчет брал у него верх над всеми остальными, в области чувств, побуждениями».
«Конечно же, – возражает биограф Михаила Богдановича С.Ю. Нечаев, – ни о какой «известной нерешительности» Барклая де Толли тут не могло быть и речи. На самом деле все объяснялось хладнокровным расчетом ответственного за сохранение армии полководца».
* * *Историк войны 1812 года Н.А. Полевой констатирует:
«Все падало на главнокомандующего: его обвиняли в незнании воинского дела, непростительной робости, даже измене. Холодно встречаемый солдатами, он не мог продолжать своего согласия с Багратионом. Цесаревич Константин Павлович с неудовольствием оставил армию; за ним уехал рассерженный Беннигсен <…> Русская удаль требовала битвы, сражения – победы или смерти! Хотели лучше умереть, но не хотели идти далее».
Уже упомянутый нами служащий Петербургского почтамта И.П. Оденталь писал московскому почт-директору А.Я. Булгакову: