1812. Все было не так!

«К великому стыду короля Вестфальского, маршала Даву и Понятовского, как они ни хитрили и ни преграждали всюду путь мне, я пришел и проходил мимо их носу так, что их бил. Теперь, по известиям, неприятель имеет все свои силы от Орши к Витебску, где и главная квартира Наполеона. Я просил министра и дал мнение мое на бумаге идти обеими армиями тотчас по дороге Рудни прямо в середину неприятеля, не дать ему никакого соединения и бить по частям. Насилу на сие его склонил».

А еще Е.В. Анисимов отмечает, что Барклай де Толли в тот момент « явно нервничал».

Еще бы тут не нервничать, когда все делается совсем не так, как следовало бы…

В.И.Левенштерн, бывший в 1812 году адъютантом Михаила Богдановича, потом рассказывал:

«Я никогда не замечал у Барклая такого внутреннего волнения, как тогда; он боролся с самим собою: он сознавал возможные выгоды предприятия, но чувствовал и сопряженные с ним опасности».

Как видим, все это явно противоречит утверждению А. Мартыненко о том, что Смоленск был «услужливо предоставлен Барклаем для его овладения вражеской армией».

Противоречит это и словам академика Е.В. Тарле о том, что Барклай «решил предупредить нападение на Смоленск и сам двинул было авангард в Рудню, но почти сейчас же отменил приказ».

С.Ю. Нечаев возмущается:

«Полная ерунда! На самом деле не сам решил и не сам двинул. Скорее, Барклай, вопреки собственному убеждению, вынужден был согласиться с мнением военного совета».

Согласился, но с одним условием: не отходить от Смоленска более чем на три перехода – на случай, если Наполеон попытается отрезать русские войска от Смоленска. Это очень важный момент, и мы к нему еще вернемся…

А тем временем князь Багратион, раздраженный всем, что делает Барклай, писал графу Ф.В. Ростопчину:

«Между нами сказать, я никакой власти не имею над министром[Барклаем де Толли. – Авт.] , хотя и старше я его. Государь по отъезде своем не оставил никакого указа на случай соединения, кому командовать обеими армиями, и по сей самой причине он, яко министр <…> Бог его ведает, что он из нас хочет сделать: миллион перемен в минуту, и мы, назад и вбок шатавшись, кроме мозолей на ногах и усталости, ничего хорошего не приобрели».

В своей горячности этот человек пошел и еще дальше, пытаясь обвинять в военных неудачах самого императора:

«От государя ни слова не имеем, нас совсем бросил. Барклай говорит, что государь ему запретил давать решительные сражения, и все убегает. По-моему, видно государю угодно, чтобы вся Россия была занята неприятелем. Я же думаю, русский и природный царь должен наступательный быть, а не оборонительный».

Наверное, потомок грузинского царя Вахтанга VI лучше понимал, что должен делать царь русский…

* * *

Как бы то ни было, 26 июля (7 августа) 1812 года русские армии выступили из Смоленска. На этот момент, как мы уже говорили, общая численность всего войска возросла до 120 000 человек.

Войска двинулись к Рудне, в районе которой планировалось встретить центр неприятельской армии. При этом расчет делался на то, что по дороге на Рудню есть удобные позиции, заняв которые можно было бы дать Наполеону генеральное сражение.