18+, или Последний аргумент

– Нет, вы только посмотрите на эту Софи Лорен! – обратился хасид к своим соседям по магазину. – Она торгуется, как моя дочь перед хупой! Хорошо, пусть я разорюсь, пусть я буду нищий – пять тысяч! Пять тысяч и ни одной копейки меньше! Вы слышите, барышня? Как вас звать?

– Три пятьсот, – сказала Валенсия на ходу, но тут же остановилась и повернулась к хасиду: – Три семьсот, это мое последнее слово.

– Но вы же не видели магазин!

– Это ваше счастье. – И Валенсия достала из сумочки чековую книжку. – Выбирайте! Или я выписываю чек, или иду смотреть вашу халупу и могу вообще передумать?

8

Так началась эта операция, и все дальнейшее развивалось со скоростью киношного бобслея:

800 долларов адвокату за регистрацию компании «Sunny Wind Jewelry Enterprise Ltd.», «Ювелирное предприятие «Солнечный ветер».

260 долларов нотариусу за оформление договора на аренду этой «щели» на 47-й улице.

670 долларов Григорию и Виктору за ремонт и покраску будущего магазина.

6740 долларов за новый прилавок, кондиционер, кожаный итальянский диван для вип-покупателей, стальной сейф, видеокамеру и записывающий блок, кассовый аппарат, а также холодильник и прочее кухонное оборудование для задней комнаты.

И еще пару сотен на телефон, темные шторы и красивую вывеску у входной двери.

Но это так называемые «мелкие орграсходы». Потому что главные деньги – чек «Чейз-банка» на 160 000 (сто шестьдесят тысяч долларов!) – Валенсия отдала Бостонской ювелирной фабрике «Бронштейн и Сын», за первую (и очень скромную) партию товара – обручальные кольца, кулоны, браслеты и прочую ювелирку, которые, впрочем, она отбирала с такой дотошностью, что к концу дня старик Бронштейн хватался за сердце и жаловался Шехтеру, приехавшему с Валенсией:

– Вейзмир! Если бы я так выбирал жену, я бы остался девственником!

– Но это же не Тиффани, – заметила Валенсия, надевая себе на руку очередной золотой браслет.

– Детка, пожалуйста, не оскорбляйте старика! Кто такой Тиффани по сравнению с Ароном Бронштейном? Он же делает ширпотреб! А здесь вы имеете уникальные вещи!

Тут нужно сказать, что ювелирные изделия Арона Бронштейна были действительно чудо как хороши! Особенно когда Валенсия примеряла на себя сверкающие бриллиантами колье, платиновые с рубинами браслеты и дивные серьги из жемчужных лепестков. А примеряла она все с таким пристрастием, словно отбирала вещи не на продажу, а для самой себя.

– Ладно, – в конце дня сказал Шехтеру старик Бронштейн, когда Валенсия вручила ему чек на сто шестьдесят тысяч долларов. – Я вижу, она у тебя серьезная девочка. Если вы застрахуете свой магазин у моего сына, я вам открою кредит еще на сто тысяч.

– Двести, – тут же сказала Валенсия.

Старик пожевал губами и снял телефонную трубку:

– Стэнли, зайди сюда. Нет, зайди сейчас, у меня хорошая клиентка. Что значит: ты занят с мадам Голд? Так теперь ты будешь занят с миссис Бриллиант! – Старик положил трубку и сокрушенно покачал головой: – Не знаю, почему я это делаю. Мало того, что я даю Стэнли клиентов, так я еще и вам даю кредит на сто пятьдесят тысяч! Но имейте в виду: мой сын застрахует весь ваш товар! На триста тысяч! Мистер Грэгори, можно вас на пару слов? – И, отведя Григория в сторону, спросил, кивнув на Валенсию, стоявшую в дальнем конце его ювелирного цеха: – Слушайте, скажите мне, как аид аиду, она у вас чистая?

– В каком смысле? – не понял Григорий.

Старик подозрительно уставился на него:

– Ты еврей?

– Конечно. А что?

– Ну, так я тебя спрашиваю: твоя дочка чистая? Она не кинется под моего Стэнли, как все эти американки?

– Нет, конечно!

– Это просто ужас! – пожаловался старик. – Ему сорок лет, мне нужны внуки, а я не могу его женить. Эти гойки сами бросаются ему на шею и еще ниже! И даже еврейки! Ты думаешь, чем он там занят с мадам Голд? А?

Григорий пожал плечами.

– Зато я знаю! – сказал старик. – В наше время было цорес иметь взрослую дочь, а теперь цорес иметь взрослого сына. Как я могу его женить, если они ему и так дают, без всякой хупы? Но вы получаете у меня кредит, потому что я вижу: она у тебя порядочная. – И старик снова снял телефонную трубку: – Алло, Стэнли! Ты уже когда-нибудь кончишь с этой Голд?

Стэнли оказался сорокалетним и, действительно, неотразимым брюнетом двухметрового роста, с накачанной грудью Лаокоона, развернутыми плечами Давида и обволакивающим взглядом лучистых темных глаз. С таких исполинов древние греки лепили атлантов, а художники эпохи Возрождения писали библейских Мафусаилов, Самсонов, Зевсов и прочих богов. Было совершенно непонятно, как такой титан может быть страховым агентом.

И хотя Валенсия всегда считала себя «железобетонной леди», она с первой же секунды почувствовала, как его глаза вобрали ее всю в себя и опустили куда-то в гигантскую обжигающую печь, отчего внутри Валенсии все беспомощно затрепетало и сжалось, как у цыпленка, которого несут к топору мясника. «Держись! – в панике подумала она. – Держись и не смей даже думать!»

А он лишь усмехнулся ее испугу и сказал: