174c8bda-ed46-49bf-97f6-65ff36b29792

стаканом, кисейка взглянула на мою руку и улыбнулась ещѐ шире. Она уже не сидела, а сто-

яла, скручивая свои драгоценные бумажки, а ряды кисейцев пополнились Алоем, Пеплом и

Фиолетом.

- Разрешите откланяться, - перешла кисейка на однѐрку и слегка присела, наклонив го-

лову. Потом подошла ко мне и, смотря мимо моего лица, мило улыбнулась.

- Они бы не осмелились привезти настоящую кисейку в лагерь. Это было бы позором, -

промурлыкала девица. – Но это, конечно, не касается тебя, А-й-я.

Легко подбежав к своей машине и вскочив на подножку, кисейка нырнула в кабину и

унеслась в лес, а кисейцы всей своей дружной компанией развернулись и снова уставились на

меня. Я уселась в походное кресло, привычно сложив ноги на пуфик и вздохнула. Прямо как в

старые добрые времена, вернее, как в старых добрых несбыточных мечтах – всѐ мужское вни-

мание – и мне одной.

Это так раздражает, оказывается.

- Айя, - Пепел подошел и грубо вырвал стакан из моей руки. – Не стоит пить напиток

слишком часто. Можно привыкнуть. Ты же не хочешь прослыть наркоманкой?

И они всей кучей в сопровождении моего стакана отправились в палатку, оставив меня в

одиночестве глупо хлопать глазами.

То есть привыкнуть? Так и знала, что это небывалое для меня умиротворение и покой ис-

кусственные! Чѐрт бы их всех побрал!

Впрочем, лень ругаться. Я прикрыла глаза, любуясь лесом. Как же ж красиво всѐ-таки!

И ещѐ - это не Зеленец. Такими темпами, глядишь, через неделю я уже буду знать, кто из

них Парфен.

Глава 5. Под дождём

Спальню мне оборудовали в штабе, разместив у стены за столом высокий надувной ле-

жак, а после выдав во временное пользование длинную плоскую подушку и невесомое тѐмное

одеяло. Кисейцы же собрались ночевать под открытым небом в спальных мешках, предус-

мотрительно вынесли из кухни несколько бутылок воды, оставили мне бледный голубой свет

вдоль противоположной стены и пожелали спокойной ночи.

Выяснить, куда они девают обувь перед сном, не удалось – но не могли же они, ночуя за

пределами палатки, ставить обувь в палатке? Хе-хе.

Заснула я, в принципе, легко – кисейцы болтали где-то вдалеке, но не настолько громко,

чтобы мешать.

Всегда, сколько себя помню, самым большим моим страхом была именно ночь. В детстве,

конечно, мне мерещились монстры, которые сидят под кроватью, плавают в унитазе и только

и ждут, чтобы ухватить меня за высунутую из-под одеяла пятку. Став взрослой, я перестала

бояться монстров, но восприятие ночи, как чего-то такого настораживающего, заворажива-

ющегося и, в отличие от всего, политого дневным светом, не поддающегося научным законам,

осталось. Ночью все видится по-другому, иначе. По крайней мере, мне.

Этой ночью я проснулась задолго до рассвета и не смогла вспомнить, что мне только что

снилось. Но щеки были мокрыми, глаза горячими, а подушка влажной, потому что я плакала.

Почему? Что вызвало слѐзы? Не знаю, ни малейшего понятия. Наверное, мысли о доме?

Я ещѐ раз всхлипнула и вытерла рукой щеку. Столько слѐз – и непонятно, отчего. Удивля-

ла навалившаяся странная растерянность – что-то же заставило меня плакать, но ночь уже

скрыла причину и остаѐтся только гадать. Как будто всѐ это происходило вовсе не со мной.

За спиной раздался шорох. Мгновенно забыв про жалость к себе, несчастной, я подско-

чила и обернулась.

Он отступал в коридор, пятясь спиной назад. Будь дело днѐм, я бы его узнала, но сейчас,

когда свет горел только у стены, а на улице ночь, в коридоре, в густой темноте были видны

только смутные очертания, а комбинезоны у них у всех одинаковые, как и фигуры. Я почти

встала на ноги, когда он бесшумно выскользнул наружу, но тут же остановилась. И что даль-

ше? Ну, выбегу я на улицу, с криком: «Ага! Попался! И кто тут только что ко мне заходил?».

А в ответ – восемь пар изумленных и наивных до идиотизма глаз, которые станут убедительно

врать, что мне всѐ привиделось. Нужно, скажут, меньше напитков потреблять, особенно перед

сном.

Короче, в любом случае не признаются.

Поэтому я легла спать дальше, снова отвернувшись от входа. Пусть смотрит, сколько вле-

зет, подлый кисеец, наказывающий меня за то, что я отказываюсь считать своей ошибкой. На-

до же – опозорили его, когда отказали его «интересу»! Тоже мне, неженки какие! Словечко-то

какое выдумали! И теперь мурыжат меня, заставляя расплачиваться за прошлое. А о прошлом,

знаете ли, или хорошо, или ничего.

Хм.

Всѐ равно ведь узнаю!

Ладно, пусть пока живут спокойно, спать хочется. Я зевнула, чуть не вывернув челюсть, и

снова закрыла глаза.

Утром меня никто не будил. Впрочем, я привыкла на тренировках в джунглях просыпать-

ся рано и не удивлюсь, если и сейчас я проснулась раньше кисейцев. Видеть, однако, мне их

совсем не хотелось, так что пришлось идти в душ, где я оторвалась в своѐ удовольствие, дваж-

ды вымыв голову, приняв контрастный душ и даже исполнив пару песенок собственного со-

чинения в полный голос. Плясать только не рискнула, хотя была у меня одна такая подруга в