1661

— Если позволите, Луи, давайте забудем об этом, — проговорил старик мягким, нежным голосом, каким он иной раз обращался к королю, когда тот был еще юным престолонаследником, стараясь унять его вспыльчивый нрав. — Уверяю, ваше величество, мы можем поступить куда лучше. Молю, верьте мне. Никто, слышите, сир, никто не должен узнать о краже, особенно о пропаже ценных для меня бумаг.

В порыве волнения кардинал, собираясь изложить свой план, вдруг распрямился и устремил пронзительный взгляд, каким он за столько лет привык проникать в сокровенные мысли собеседников, в самую глубину глаз короля Франции.

В этот миг на стене за постелью кардинала медленно раздвинулась портьера, и к ним вошла Анна Австрийская.

— Рада видеть вас, сын мой, — проговорила она, сделав реверанс.

— Вы здесь, матушка?

Людовик XIV с удивлением воззрился на королеву-мать, облаченную в простое черное платье. На ее поблекшей с годами коже резко выделялось сверкающее жемчужное колье. Будучи уже восемнадцать лет вдовой, мать короля хранила на лице печать тяжких испытаний, перенесенных ради того, чтобы дать власть своему сыну. Она обменялась с Джулио Мазарини взглядом, полным сострадания и нежности. Людовик почувствовал себя более уверенно в обществе этих двух самых дорогих ему людей. Ведь им втроем пришлось пережить немало невзгод! И когда они оказывались вместе, как теперь, ему представлялось, что ничего страшного не случится.

— Мы вынуждены принять серьезные решения, сын мой, и последствия их могут оказаться весьма тяжелыми.

— Крестный, я ваш государь и должен знать содержание пропавших бумаг. События внезапно приняли трагический оборот. У вас есть хоть малейшее представление, кто бы мог совершить подобное безумие и почему?

Старый князь церкви закрыл глаза, глубоко вздохнул и наконец заговорил слабым, глухим голосом:

— Ваше величество вправе требовать правды. Вы с матушкой, конечно, знаете: всю свою жизнь я отдал на то, чтобы защитить ваше королевство и уготовить моему королю безмятежную будущность в мирной стране. Но врагов по-прежнему хватает, и боюсь, как бы сейчас они не начали вступать в тайные сговоры, пользуясь тем, что я разбит недугом и усталостью. Смерть уже рыщет неподалеку от меня, и с ее приходом силы зла вырвутся на свободу. Наши враги, по моим сведениям, проникли во все уровни власти, включая этот дворец!

После очередного глубокого вздоха кардинал продолжал:

— У себя в кабинете я хранил многие бумаги, касающиеся должного обеспечения правопреемства продолжателю моего дела, а также подтверждающие источники моего состояния. Помимо того, я прятал там кое-какие древние пергаментные свитки, содержащие как будто некие великие тайны. Никаких иных ценностей, по словам Кольбера, из моих покоев воры-убийцы не похитили. Из чего я заключаю, что им были нужны только эти бумаги.

Прервавшись на мгновение и собравшись с силами, больной продолжал:

— Туссен Роз слышал, как грабитель, убивший гвардейца, благодарил при нем Всемогущего. Беднягу, как мне доложили, и сейчас трясет от страха, тем паче, что, как ему показалось, то были религиозные фанатики.

— В таком случае, господин кардинал, надо обеспечить вам защиту. Ведь, вполне вероятно, вы и сами могли стать жертвой столь безрассудного злодеяния. Как бы то ни было, вам нельзя возвращаться к себе во дворец. После пожара ваши покои наверняка пришли в негодность. Вы останетесь здесь, и я удвою охрану.

— Не думаю, Луи, что это самое мудрое решение, — проговорила королева-мать, подойдя ближе к сыну и желая поговорить с ним так, чтобы не услышал Мазарини, который будто снова погрузился в сон.

— По уверениям Кольбера, наши враги проникли даже в Лувр. Поэтому, сдается мне, Венсен самое подходящее место при нынешнем положении. К тому же, как вы, верно, знаете, у меня там есть личные покои. Да и кардиналу так будет безопаснее. Похоже, в ближайшие недели его ждут слишком жестокие испытания.

— Да будет так! Это, несомненно, благоразумнее всего. Велю д'Артаньяну отрядить в Венсен мушкетеров в подмогу гвардейцам кардинала, чтобы охраняли ваши покои и покои его высокопреосвященства. Вам следует выехать незамедлительно, государыня. А я тем временем постараюсь больше разузнать об этом деле. У меня вот-вот должен быть Фуке, — сказал король, уже готовясь к уходу.

Услышав имя суперинтенданта финансов, Мазарини встрепенулся. Но, открыв глаза, он увидел только, как за удалившимся в смятенных чувствах королем закрылась дверь.

7 Театр Пале-Рояль — воскресенье 6 февраля, середина дня

— «Известно мне, что вы способны, принц, в отмщение за нашу честь / Воззвать через любовь свою к чудесным подвигам, которых и не счесть. / Но мало этого, чтоб заплатить ему цену / Такую, как признание страны и милость брата, вопреки всему. / Донья Эльвира не…»[9]

— Нет, нет и НЕТ!