1632 (ЛП)

      Таким образом, богемец был вынужден "осадить" Нюрнберг, воздвигая то, что можно было бы назвать "контркрепостью". Остаток июля люди Валленштейна провели, сооружая гигантский укрепленный лагерь в нескольких километрах к юго-западу от города. Используя реку Биберт в качестве главного источника воды для армии, Валленштейн соорудил полевые укрепления протяженностью не менее дюжины миль. Ключевым пунктом укреплений Валленштейна был лесистый холм на севере, прямо напротив шведских позиций. Это холм назывался Бургшталь. Он возвышался над рекой Редниц, протекающей вдоль его восточноого склона, приблизительно на двести пятьдесят футов. По сути, Редниц служил рвом для лесистого холма, увенчанного развалинами древнего замка, называвшегося Альте Весте. Валленштейн превратил Альте Весте и весь Бургшталь в крепость. Палисады и рвы росли на холме, как грибы, а расположенные на склонах тяжелые орудия, могли стрелять в прямой видимости.

      Потом наступила пауза. Раз за разом Густав совершал вылазки из Нюрнберга, бросая тем самым Валленштейну вызов на открый бой. Валленштейн не принимал вызов.

    - Хватит сражений, - сказал он своим генералам. - Я покажу им, что есть и другие методы ведения войны.

      Метод хладнокровного, безжалостного, как никакой другой представитель своего времени, Валленштейна был прост. Через короткое время после начала осады голод и болезни начнут бить по обеим армиям. Люди начнут умирать тысячами, а затем десятками тысяч. А у него было гораздо больше людей, чем у короля Швеции.

*** 

      - Измена, - прошептал Густав. - Это может быть только измена.

      Торстенссон нахмурился. Он терпеть не мог младшего герцога Саксен-Веймар, это правда. Но - измена?

      - Я не вижу... - молодой генерал колебался. - Боюсь, что я не вижу логики в таком поступке, Ваше Величество. - Он указал на запад. - Это правда, что Бернард оставил дверь открытой для испанцев, если они захотят в неё войти. Но даже если в этом и была его цель, какой в этом смысл? Нижний Пфальц до сих пор заблокирован. Чтобы испанская армии могла угрожать нам, они должны...

      Он запнулся, замолчал, его глаза расширились.

      Король кивнул.

      - Пройти по Тюрингии, - заключил он мрачно. - Что, конечно, было бы невероятно окольным путем для того, чтобы угрожать Нюрнбергу. Но что, если они и не намерены идти так далеко? Что делать, Леннарт, если их цель состоит не в походе через Тюрингию, а просто в том, чтобы напасть на именно на нее?"

      Торстенссон повернул голову. Теперь он смотрел на север, а не на запад.

      - Такое вполне допустимо, - размышлял он вслух. - Это, по крайней мере, делает маневр Бернарда понятным, если предположить, что он действительно совершает предательство. - Торстенссон прищурился. - Но, даже если это так, какой в этом смысл?

      Плечи артиллерийского генерал дернулись. Жест выражал больше раздражение, чем недоумение.

      - Я никогда не видел американцев на поле боя. Но, судя по всем полученным нами докладам и по личному отчету Маккея, который я слышал собственными ушами, они могут вдребезги разнести любую армию, наступающую на них в лоб. Особенно эти неуклюжие испанские терции.

      Король фыркнул.

      - Так, да. Но спроси себя, Леннарт - кто-нибудь сообщил испанцам об этом?

      Теперь глаза Торстенссона были широко открыты. Как и весь высший шведский генералитет, Торстенссон был посвящен в сложные и извилистые дипломатические маневры, которыми был вынуждены заниматься их король в течение последних двух лет.

      - Ришелье, - пробормотал он.

      Густав кивнул.

      - С большой долей вероятности. У Ришелье достаточно денег и влияния, чтобы предложить Бернарду эксклюзивную цену за предательство. Эльзас, возможно - в замену его драгоценной Тюрингии. Или Лотарингию. Дальше пара слов испанцам - которые в течении многих лет пытались найти любой предлог для того, чтобы вторгнуться в германские земли - и готово. Открытая дорога для испанской армии из Габсбургских Нидерландов для того, чтобы нанести удар по Тюрингии.

      - Но Ришелье пытался не допустить появление испанцев в Германии с того самого момента, как занял свой пост, - запротестовал Торстенсон. Протест, однако, был слабым и неуверенным. Сообразительный артиллерийский генерал уже раскручивал логическую цепочку. Он начал, поглаживая бороду, размышлять вслух: - Враждебность по отношению к Испании была краеугольным камнем его внешней политики, это правда. Но теперь, когда ваши позиции в Центральной Европе стало настолько сильны, он не может не думать о противовесе.

      - Совершенно верно. А спроси-ка себя, почему моя позиция стала настолько сильна? - Густав пренебрежительно махнул рукой. - Причина не в моей армии. Ришелье - делец и финансист, а не солдат. По его же словам, миром правит золото.

      Торстенссон ещё энергичнее начал дергать себя за бороду.